Рождённый в Третьем рейхе

Время шло. Зима и лето, лето и зима, как и положено, сменяли друг друга. Жизнь налаживалась. Постепенно исчезали следы послевоенной разрухи. Герр Вильгельм сумел отстроить после ковровых бомбардировок четыре из двух десятков своих фабрик, они приносили стабильный доход, хоть и не такие сверхприбыли, как раньше. Это давало возможность семье жить безбедно. Закрепились они в Гамбурге. Это большой портовый город, в гавань которого приходили корабли со всего света. Гуляя вдоль берега и по набережной, фрау Эльза вглядывалась во флаги, выискивая среди них тот, который представлял страну, на территории которой находился сейчас её внук. Когда она находила глазами красное полотнище с серпом и молотом, ей казалось, что Август там, на борту этого судна. Ей хотелось бежать туда, искать, забрать его… Вернувшись от собственных фантазий к реальности, она разворачивалась и шла домой. Ах, как она сожалела о том, что покинула родной город! Ведь теперь это территория СССР и Августу гораздо легче попасть туда, нежели сюда, в Германию, в Гамбург. Фрау Эльза представляла, как Август приезжает домой, ищет её и других родственников, а их никого нет… Он подумает, что все умерли и перестанет их искать, а они живы и ждут его… От подобных мыслей у неё наворачивались слёзы. Зачем, зачем она уехала оттуда? Ведь это была реальная возможность встретиться с Августом. В конце концов, она сама могла двинуться в путь, найти Джанкой и уже там продолжать поиски. Зачем же она уехала! Теперь ей даже некуда прийти с букетом цветов – все родные могилы остались там, на той стороне… Оставив там и могильный камень Лауры, фрау Эльза чувствовала себя предательницей – ведь теперь никто не навестит эту могилку, она станет заброшенной и забытой, как впрочем, и все остальные немецкие погребения. А ей так хотелось прийти сейчас к Лауре, выговориться, рассказать обо всём, поплакать…

Она продолжала молиться за своего внука и за тех людей, которые его окружают в той далёкой стране.

– Господи, пошли им благоразумия и милосердия, чтоб они были добры к моему мальчику, не обижали его… Пошли им, Господи, здоровья и долгих лет жизни, чтоб они успели поставить моего мальчика на ноги. Пошли, Господи, им всем счастья и благополучия, чтоб он не был лишним за их столом.

Как-то раз её мольбу услышали Марта и Генрих. Они были потрясены.

– Тётушка Эльза, вы молитесь за русских? Но они же враги! Они убили папу, дядю Пауля, дядю Курта, они выгнали нас с нашей земли! – негодующе вопрошала Марта.

Поразмыслив, фрау Эльза, подыскивая слова, чтобы они не прозвучали слишком резко, стала говорить подросткам:

– Видите ли, это очень сложный вопрос. Ведь это наш безумный фюрер начал войну, это наши войска пришли к ним, разрушили их города, убивали их людей… А наш Август жив, я чувствую это сердцем. Он не на необитаемом острове, он находится среди людей. И я хочу, чтоб они были добры к нему, чтоб не обижали его. Потому буду молиться за тех добрых людей до конца своих дней. Если они помогут ему выжить, не дадут пропасть, поставят на ноги и выведут в люди, я готова простить русским всё – и Лауру, и покинутый родной дом, и оставленную родину с могилами предков…

Трудно сказать, верил ли кто-нибудь ещё, кроме фрау Эльзы, в чудесное спасение Августа, а тем более, в его возвращение. Скорее всего, нет. Но наступил день, перевернувший сознание всей семьи Линде. Однажды в их дверь постучал грязный, оборванный, обросший чёрной щетиной солдат. Он был худ, щёки его впали, лишь огромные голубые глаза были чистыми и незамутнёнными.

– Вам кого? – спросила открывшая ему дверь домработница Эрика. Она даже попятилась от порога – незнакомец её пугал. Она подумала, что, возможно, он пришёл за подаянием. Она готова была его покормить на кухне, но только с разрешения хозяев.

Неожиданный гость молчал. После долгой паузы его кадык дёрнулся, проглотив тяжёлый ком, пришелец выдавил из себя:

– Семья Линде здесь живёт?

Отступая от двери, Эрика крикнула в глубь квартиры:

– Фрау Ангела! Герр Вильгельм! Вас спрашивают.

Фрау Ангела вышла из спальни. Герр Вильгельм покинул свой рабочий кабинет в домашнем пиджаке, заменявшем ему халат.

Выйдя в прихожую из разных комнат, они застыли, рассматривая солдата. И вдруг кинулись к нему, обнимая и целуя его.

– Сынок! – сквозь слёзы проговорила фрау Ангела.