Розы в декабре

такого блеска остроумия раньше не было.

— Она сама мне говорила, — заметила Фиона, — что с ним никогда не чувствовала

смущения.

Приезд Малколма Ремингтона успокоил Фиону. Он согласился погост^1ть у них

несколько недель по приглашению Эдварда. Ему предложили место врача в небольшой

сельской больнице в Мальборо, но вакансия открывалась только в середине

февраля.

— Эмери должна родить до этого, — сказал он Фионе. — Она говорит, что готова

остаться, если я буду здесь тоже. А для меня это прекрасный отпуск. Эдвард

полагает, что один лишний рот вас не очень затруднит, а по мне, так жизнь здесь

кажется фантастикой.

Эдвард потом сказал Фионе:

— Надеюсь, я не перестарался? Ты ведь могла недель шесть провести в Ванаке.

Фиона посмотрела на него с удивлением:

— Да что ты, я и так чуть не рехнулась вдали от дома.

— Вдали от дома? — задумчиво повторил Эдвард.

Фиона быстро повернулась и ушла.

Как-то днем Фиона разыскала Фебу:

— Труди, ты сказала Хью, почему отвергла его?

— Нет еще.

— Смотри, иначе я сама скажу. А то он будет продолжать думать, что ты его не

любишь.

— Скажу, когда надо, — с улыбкой ответила Труди.

— Ты хочешь сказать, что он еще не сделал предложения, — так и вцепилась в нее

Фиона.

Труди серьезно посмотрела на нее:

— Он пробудет здесь всего восемь дней. Мы уже не те молодые и импульсивные люди

и взвешиваем все за и против, присматриваясь друг к другу.

— Очень я поверю, — фыркнула Фиона. — Мне кажется, каждый из вас хочет дать

другому шанс… шанс, который никому не нужен.

Труди бросила на нее внимательный взгляд, выходя из комнаты.

— Ты очень умна в моих делах, Фиона, совсем не так, как в своих.

Фиона так и осталась стоять как вкопанная. Что она имела в виду? Не могла же

Феба заметить, что она… любит Эдварда?

Фиона могла только гадать, последовала ли Феба ее совету или нет, но в один

прекрасный день они с Хью вернулись с прогулки с таким видом, словно что-то

наконец разрешилось. Фиона услышала голос Хью, направлявшегося в баню. Она была

одна в доме. Ребятишки с увлечением строили плотину на ручье. Гамиш, Эдвард и

Малколм охотились на холмах. Фиона наслаждалась одиночеством и заодно наполняла

банки. Было по-летнему жарко, в воздухе стоял миндальный запах утесника, в саду

розы осыпали лепестки и чуть не на глазах раскрывали новые бутоны, и от их

аромата кружилась голова. Над ульями в вишнях деловито носились пчелы, наполняя

все вокруг неумолчным жужжанием. На ферме “Бель Ноуз” лето вступало в свои

права.

Фиона приняла душ, помыла волосы, расчесала их, надела белое платье с блестящим

черным поясом. Она сидела в комнате Ранги, глядя во дворик и дальше, на

сверкающее озеро. Было приятно так сидеть без дела и читать. Она видела, как

Феба и Хью рука об руку спускались с холма, и все поняла. На мгновение древнее

одиночество духа коснулось ее. Быть вдвоем так хорошо, так естественно, так

правильно. Она поняла, что Феба сейчас придет к ней, когда Хью включил душ. Так

оно и было.

— Когда вы поженитесь, Феба?

— В ближайшее время. — Легкая улыбка коснулась еще недавно неулыбающихся губ. —Хью не хочет тянуть. Где-то между Рождеством и Новым годом, здесь, в часовне

Четырех ветров. У Хью есть старинный приятель по Нокс-Колледж, у него приход в

Данидиде. Хью попросит его приехать. Потом мы отправимся в Лондон. Ты только

представь! Я всю жизнь об этом мечтала — увидеть Лондон, пуп земли.

Глаза у Фионы заблестели.

— О, Феба! Мы здесь устроим настоящую старинную свадьбу. Настоящую

романтическую свадьбу. А потом на закате вы с Хью поплывете по озеру… Как это

прекрасно!

Мисс Трудингтон коснулась рук Фионы. Они лежали на коленях.

— Не расстраивайся, моя дорогая. Я думаю, все разрешится.

— Что — разрешится? — Широко открыла глаза Фиона.

Хью и Феба не делали никакого объявления. Фиона решила, что Труди все скажет

детям сама, когда захочет. Что касается ее самой… Сумерки здесь, на Южном

острове, тянулись дольше, чем на Северном, где ночь наступала резко, как

водится в полутропиках. Сейчас, в начале лета, было светло до девяти.

Гамиш и Малколм отправились к Тамати поиграть в карты. Хью с Фебой сидели в

столовой. Дети уже отправились в свои комнаты почитать перед сном, утомленные

тяжелым днем, полным игр.

Внезапно появился Эдвард с вельветовой кофтой Фионы и бросил с улыбкой: — Оставим-ка этих влюбленных птичек. Будем снисходительны. Давай прогуляемся.

Луна выходит.

Они двинулись по тропе к обрыву Арога, с темным, как вино, озером под ним, и

остановились на самой круче под цветущим деревом нгайо, словно шатер простершим

над ними свои узловатые ветви. Здесь был выступ обнаженной скальной породы, отшлифованной ветрами, которая могла служить естественной скамейкой. Фиона

хотела вобрать в себя всю эту величественную картину, чтобы сохранить память о

ней на всю жизнь. Они молча сидели, глядя на простиравшееся внизу озеро. Первым

тишину нарушил Эдвард.

— Обрыв Арога, — заговорил он. — Это очень романтическое место, я специально

привел тебя сюда — здесь случилась ужасная трагедия. И в то же время здесь так

прекрасно, время лечит все раны. И былые враги забывают о распрях.

Фиона молчала.