Ртуть

– Я куплю его прямо сейчас, Джек, – произнёс по-английски смутно знакомый голос, – если перестанешь выдрючиваться.

Джек взглянул на говорящего. Первой мыслью мелькнуло: бывают же такие красавцы! Второй: это Джон Черчилль!.. На вполне приличном коне, рядом с Джеком.

Кто-то пробивался к ним, крича по-французски. Джек в первое мгновение не понял, зачем, но тут Черчилль, не сводя с него глаз, выхватил рапиру, крутанул её – показалось, через кулак – и отвёл вниз удар, направленный Джеку в сердце. Клинок на несколько дюймов вошёл в бедро. От боли Джек очнулся и понял, что всё происходит на самом деле.

– Боб шлёт приветы из солнечного Дюнкерка, – сказал Черчилль. – Если заткнёшь хлёбало, есть бесконечно малый шанс, что тебя не замучают до смерти прямо сегодня.

Джек промолчал.

Амстердам

Искусство Войны столь хорошо изучено и столь хорошо повсюду известно, что ныне набитый кошель побеждает острую шпагу. Если есть страна, жители которой менее других воинственны и способны к ратному делу, но при том богаче соседей, они вскоре превзойдут тех мощью, ибо деньги – сила.

Даниель Дефо, «План английской торговли»

апрель 1685

– Это было фантастически, мадемуазель, лучше францу…

Словно тихий пруд, в который мальчишка швырнул пригоршню камней, красота Монмута, озарённая золотым светом амстердамского вечера, затуманилась рябью мысли. Брови пошли вверх, губы оттопырились, глаза, возможно, немного скосились к носу; трудно сказать, учитывая их с Элизой нынешнюю позу – прямиком с индуистского фриза.

– В чём дело?

– Осуществили ли мы… э… соитие в ходе этого… э… акта?

– Пфу! Вы что, папист, которому надо вести перечень своих грехов?

– Мадемуазель, вы прекрасно знаете, что нет, но…

– Так вы ведёте подсчёт? Как завсегдатай таверны, который гордится записанным на стене рядом с его именем числом пинт и кварт – только в вашем случае это женщины?

Монмут попытался изобразить возмущение. Однако поскольку сейчас его тело содержало меньше жёлтой желчи, чем когда-либо с детства, даже возмущение получилось расслабленным.

– Не вижу ничего дурного в желании узнать, кого я поимел либо не поимел! Мой отец – упокой, Господи, его душу – имел попросту всех! Я всего лишь первый и главный из легиона королевских ублюдков! Негоже было бы терять счёт…

– …Вашим королевским ублюдкам?

– Да.

– Тогда успокойтесь: от того, что мы делали, никаких королевских ублюдков произойти не может.

Монмут принял менее экзотическую позу, а именно – сел и нежно уставился на Элизины соски.

– Послушайте, вы не хотели бы стать герцогиней или вроде того?

Элиза выгнула спину и рассмеялась. Монмут перевёл взгляд на её пульсирующий пупок и скорчил обиженную мину.

– Что я должна сделать? Выскочить за какого-нибудь сифилитичного герцога?

– Разумеется, нет. Будьте моей любовницей, когда я стану английским королём. Отец всех своих любовниц сделал герцогинями.

– Зачем?

Монмут шокированно:

– Так положено!

– У вас уже есть любовница.

– Каждый может иметь одну любовницу…

– А избранные – много?

– Что проку быть королём, если не можешь трахать кучу герцогинь?

– Ваша правда, сэр!

– Хотя не знаю, можно ли назвать траханьем то, что мы делали.

– То, что я делала. Вы только извивались и дёргались.

– Не правда ли, похоже на танец, в котором только один партнёр знает все па? Вы просто должны научить меня моей роли.

– Я польщена, ваша светлость, – означает ли это, что мы ещё увидимся?

Монмут, обиженно и чуть оробело:

– Я искренне предложил сделать вас герцогиней.

– Прежде вы должны сделаться королём.

Герцог Монмутский вздохнул и снова откинулся на матрац, подняв вихрь пыли, соломинок, клопов и мушиного дерьма – всё заискрилось в вечернем воздухе, словно нарисованное на полотне каким-нибудь из Брейгелей.

– Знаю, это так утомительно. – Элиза отвела ему волосы со лба и аккуратно убрала за ухо. – Позже

будете биться на полях ужасающих сражений. Сейчас мы едем в Оперу!

Монмут скривился:

– По мне, лучше сражаться.

– Там будет Вильгельм.

– Надеюсь, он не собирается ломать утомительную комедию на сцене?

– Кто, принц Оранский?..

– После Бредского мира он увлёкся балетом и появлялся в виде Меркурия, несущего вести об англо-голландском примирении. Ужасно видеть, как неплохой воин выкозюливается, прицепив к щиколоткам пару гусиных крыльев.

– Это было давно – сейчас он солидный человек. Будет просто смотреть из ложи, притворяясь, будто шепчет остроты на ухо Марии, которая будет притворяться, будто их понимает.

– Если он собирается в Оперу, мы можем приехать попозже, – сказал Монмут. – Театр будут обыскивать – не заложена ли там адская машина.

– В таком случае надо приехать пораньше, – возразила Элиза. – Больше времени на интриги и заговоры.