Ртуть

– Нет, даже без линз и параболических зеркал Ньютон и Гук видят то, чего не видим мы с вами. Лейбниц предлагает перевернуть с ног на голову то, что мы обычно подразумеваем, называя человека незаурядным или уникальным. Обычно, говоря так, мы подразумеваем, что человек этот как-то выделяется из толпы. Лейбниц же утверждает, что исключительность коренится в способности человека с необычной ясностью воспринимать остальную вселенную – отличать одно от другого лучше, чем прочие души.

Роджер вздохнул.

– Я знаю лишь, что доктор Лейбниц недавно наговорил гадостей о Декарте…

– Да, в своём труде «Brevis Demonstratio Erroris Memorabilis Cartesii et Aliorum Circa Legem Naturalem…»[107]

– И французы на него ополчились.

– Вы сказали, Роджер, что добавите свой вес как председателя Королевского общества к моему весу как секретаря.

– Да.

– Однако вы мне польстили. Да, некоторые люди взаимозаменяемы. Этих двух врачей можно заменить другими, и всё равно король умрёт нынче вечером. Но могу ли я – или кто иной – так же легко заменить вас, Роджер?

– Ну знаете, Даниель, вы впервые в жизни выказали мне что-то вроде уважения!

– Вы человек незаурядный, Роджер.

– Я тронут и, разумеется, согласен с тем, к чему вы клоните, хотя, убейте меня, по-прежнему не понимаю, что это.

– Отлично. Рад слышать, что вы, как и я, считаете: Джеймс – не замена Карлу.

До того как Роджер очухался – но после того, как он поборол гнев, – лодка подошла так близко, что продолжать разговор стало невозможно.

– Да здравствует король! Милорд, доктор Уотерхауз, – произнёс некий доктор Хэммонд, выбираясь из лодки на пристань.

Роджер и Даниель вынуждены были ответить тем же.

Вслед за Хэммондом из лодки вылез доктор Гриффин и тоже приветствовал их словами «Да здравствует король!». Это означало, что они ещё раз должны пожелать здравия короля.

Даниель, видимо, произнёс здравицу недостаточно искренне; во всяком случае, доктор Хэммонд наградил его пристальным взглядом и повернулся к доктору Гриффину, словно приглашая того в свидетели.

– Хорошо, что вы прибыли вовремя, милорд, – сказал Хэммонд Роджеру Комстоку, – ибо сдаётся, что, окружённый иезуитами с одной стороны и пуританами с другой, – взглядом пуская в Даниеля струи кипящей серной кислоты, – король чрезмерно обременён дурными советчиками.

Роджер имел обыкновение говорить с длинными паузами. Когда он был презренным шутом-субсайзером в Тринити, это воспринималось как придурковатость, теперь, когда он стал маркизом и председателем Королевского общества, придавало его словам особую вескость. Итак, когда они поднялись по ступеням до самого балкона, ведущего к королевским апартаментам, Роджер изрёк:

– Разум короля так же не должен страдать от недостатка советов со стороны людей учёных и набожных, как его тело – от недостатка различных соков, потребных для жизни и здоровья.

Махнув рукой на высящееся над ними здание, доктор Хэммонд сказал Роджеру:

– Это место – рассадник интриг и пересудов! Буде, не дай бог, произойдёт худшее, ваше присутствие, милорд, сможет остановить перешёптывания.

Он наградил Даниеля ещё одним угрожающим взглядом через плечо и вслед за маркизом Равенскаром двинулся в королевские апартаменты.

– Сдаётся, кое-кто зашёл куда дальше перешёптываний, – заметил Даниель.

– Доктор Хэммонд озабочен исключительно сохранением вашей репутации, доктор Уотерхауз, – сказал Роджер.

– Прошло почти двадцать лет с тех пор, как его величество взорвал моего отца, – неужто кто-то думает, что я так надолго затаил злобу?

– Не в том дело, Даниель…

– Напротив! Отец покинул мир сей столь скоропалительно, не оставив по себе бренной оболочки, что для меня своего рода утешение – сидеть с королём ночь за ночью, вдыхать воздух, пахнущий его кровью, утирать её собственной рукой, не говоря уже о прочих удовольствиях, которых я был лишён, когда отец вознёсся…

Маркиз Равенскарский и два лекаря замедлили шаг и обменялись выразительными взглядами.

– Да, – сказал Роджер после очередной продолжительной паузы, – слишком долгое сидение в спёртой атмосфере неблаготворно воздействует на тело, разум и дух… Быть может, Даниель, вам следует отдохнуть, дабы, когда эти два заботливых врача восстановят королевское здравие, вы могли с новыми силами принести его величеству свои поздравления, а также вновь засвидетельствовать те верноподданнические чувства, которые питаете и всегда питали к нему, невзирая на события двадцатилетней давности, о коих, сдаётся, и без того уже сказано слишком много…