Сильтан притих, но не стал притворяться и делать вид, будто ему неинтересно. Наоборот: подался вперёд, снова усевшись на пень, и присвистнул, когда Сол, тяжко вздохнув, отвёл меня под руку в сторону. Глаза его горели золотом в темноте, рубашка была застёгнута до воротника, а пояс скреплён с небольшой кожаной сумкой на боку, куда могла поместиться максимум фляга воды и кусок хлеба. Во всём виде Сола читалась решимость немедленно отправляться в путь, а в выражении лица – непреклонность. Тем не менее он молчал, давая мне осознать всё самой, и в конце концов меня озарило: Солярис пытался сбежать, а я проснулась и помешала его планам. Вот что означал тот поцелуй в лоб, который я почувствовала сквозь сон, – прощание.
– Что ты собираешься делать? – спросила я.
– Выиграть для тебя войну, – прошептал Солярис, коснувшись агатовым когтем моей побелевшей щеки.
– Если Борей не убьёт тебя раньше, – усмехнулся Сильтан позади нас, и Сол метнул на него свирепый взгляд.
Мы с Солярисом всегда были связаны, и отнюдь не одним только проклятием. Живя бок о бок с кем-то столько лет, невольно учишься даже в его молчании слышать слова, а в движениях – мысли. Потому никаких объяснений мне больше не требовалось. Я в тот же миг поняла, что задумал Сол, ведь однажды думала о том же.
Призвать драконов на подмогу в войне против Керидвена, Фергуса и Немайна. Убедить их сражаться на моей стороне, как они сражались на стороне Оникса. Отправиться в Сердце и поставить на кон всё. Однако я не могла снова бросить дом, не говоря уже о том, что не верила в успех сей затеи. Потому Солярис решил сделать это за меня. И, зная, что я не одобрю такой план и не соглашусь отпускать его одного, он не стал спрашивать разрешения. Он просто поцеловал меня в лоб ещё раз, притянув к себе за подбородок, а затем махнул Сильтану и двинулся по песчаным барханам в обход деревьев.
Пока Сильтан превращался, у меня оставалось всего несколько минут, чтобы отговорить его. Чтобы, бросившись за Солом следом, заставить остаться со мной или, по крайней мере, взять с собой в Сердце. И хотя я знала, что упрямство Сола твёрже, чем все драгоценные камни в сокровищнице Столицы, я всё равно закричала:
– Я твоя драгоценная госпожа, и я никуда тебя не отпускала. Ты меня слышишь, Солярис?! Не смей улетать!
– Можешь казнить меня по прибытии, госпожа, но твою волю я не исполню. Я не твой слуга – я королевский зверь. А такова участь всех зверей – перегрызать врагам глотки. Довольно мне стоять рядом на привязи.
– Но Борей и впрямь убьёт тебя! – воскликнула я исступлённо, продолжая идти за Солярисом. – Во время нашего первого и последнего разговора он сказал мне, чтобы ты не смел больше появляться в Сердце. Теперь же он Старший. Если ты явишься к нему с просьбой вступить в людскую войну…
– Он всё ещё мой отец, – парировал Солярис, но в его голосе не слышалось уверенности. – И Борей не единственный Старший Сердца. Есть и другие. Дракон дракону не враг. Это Сенджу испортил их, извратил то, во что они верили, и настроил сородичей друг против друга. Теперь, когда его нет, всё вернулось на круги своя, иначе Вельгар бы не остался и не согласился стать хёном. Я верю не своему отцу, Рубин, а своим братьям. Вельгар и Сильтан не позволят, чтобы со мной что-то случилось. Я вернусь к тебе – либо один, либо с драконами, – но обязательно вернусь, обещаю. На свете нет ничего, что заставило бы меня оставить тебя.
Ещё один осколок моего и без того разбитого сердца осыпался крошкой. Я вцепилась пальцами в ладонь Соляриса, ухватив его в шаге от Сильтана, уже готового взлетать. Драконий хвост, усеянный золотом, нетерпеливо разгребал песок, выводя на барханах круги, а маленькие уши, спрятанные за рогами, наверняка снова подслушивали. Однако я не собиралась больше сдерживаться. Я прижалась к Солярису грудью, обняла его крепко-крепко, вдыхая запах мускуса и тепла, чтобы он поцеловал меня ещё раз, ещё и ещё; чтобы заверил, что справится. И что справлюсь я.
Раздался мелодичный перезвон. Я запрокинула голову вверх, и наши с Солярисом изумрудные серьги столкнулись, задрожали, вбирая в себя лунный свет. Все эти годы они вбирали в себя и каждую крупицу нашей с Солом истории; каждое чувство, будь то горе, страх, злость или нежность. Они были символом продолжения одного в другом.
Символом нашей вечности.
– Ты не сможешь уговорить сородичей выступить в войне под моими знамёнами, – прошептала я и добавила раньше, чем Сол, нахмурившись, успел возразить: – Но я смогу. Уговори их прибыть в Столицу, а дальше я сама всё сделаю. Вот твоя задача, королевский зверь. И, пожалуйста, береги собственную глотку, пока другим их перегрызать будешь.
– Да будет так, драгоценная госпожа.