Рука, сердце и кошелек

– Нет-нет! – помотала головой женщина. – Ошибочка у меня вышла. У Пахомова-то на крыше люка никакого нету. А у той крали, что в такую же машину села, люк был в крыше проделан.

– А что за машина? Марка? Серия?

– Сама не знаю, а показать могу.

– «БМВ» у него, – тихо сказала Наташа. – Я знаю. Внедорожник.

– Ты это чего на его тачку глаза пялишь? – подозрительно уставилась на свою внучку бабушка. – Будто бы не знаешь, какой кобель этот наш Пахомов! Ни одной юбки мимо себя не пропускает. Не хватало нам еще в своем дворе позора!

– Бабушка, о чем ты только говоришь! Я и не думала про твоего Пахомова даже!

– Не думала… Ну, то-то же. И не думай, и не мечтай. Такого кобеля разве что могила исправит. Свяжешься с таким, всю жизнь несчастной проживешь.

– Бабушка…

– Ты меня слушай! Уж лучше твой Костя очкастый или Вадим, этот старикашка, чем кобель Пахомов в мужья! Очкастый, он ведь только так очкастый, а в постели и без очков запросто сможет. Да и старикашку в мужья получить куда спокойней, чем такого, как наш Пахомов!

Чувствовалось, что неизвестный подругам гражданин Пахомов сидит у бабули, что называется, в печенках. Про него она могла разговаривать часами. И чтобы остудить пыл старушки, Кира задала ей следующий вопрос:

– Скажите, а вы не заметили, та краля села на водительское сиденье?

– Нет, – задумалась соседка. – Обошла машину. С правой стороны забралась. Ну да! Я еще подумала, что за рулем сам Пахомов сидит. Да оно и понятно. Он бы за руль своей машины никого не пустил, хоть сто раз его об этом попроси! Трясется над своей машиной, лучше бы над женой так трясся!

– А номер машины вы не запомнили?

– Сходите на стоянку и сами посмотрите.

– Нет, номер машины, на которой уехала та девушка.

– А-а-а… Нет, не заметила. Да и зрение у меня уже не то, чтобы с третьего этажа номера считывать. Вот если бы у меня бинокль с собой был дедовский, тогда другое дело. Так нет же! Не сообразила я бинокль-то с собой захватить, когда к Сергеевым бежала. Растерялась!

Чувствовалось, что бабуля очень близко к сердцу воспринимает все, что происходит вокруг нее. И слежку за нелюбимым соседом особенно. Значит, она уж должна была рассмотреть все детали, на которые никто другой и внимания бы не обратил.

– А как выглядела эта девушка?

– Ну, как-как… Высокая – это во-первых. Потом, как теперь говорят, модельного типа. Худая. Ноги длинные. Волосы тоже длинные и темные. Вот лица не разглядела. Очки в половину лица. А вторую половину губы занимали. Помада ярко-красная, прямо жуть, но ей шло.

– А одета?

– Одета в джинсики и коротенький беленький топик. Вроде простенько, а смотрится дорого.

– А сумочка?

– Сумочка… Нет, вот сумочки у нее как раз при себе не было.

– Как не было? – удивилась Кира, вторично за сегодняшний день ощутив внутри какое-то странное щекотание и волнение. – Совсем не было сумочки?

– То-то мне и показалось странным. Такая стильная деваха, а вдруг без сумочки. Моя-то Наташка против нее куда проще будет. А и то без сумочки на улицу нипочем не выйдет. Да и сумок этих у нее штуки три, а то и все четыре. Одна черная, зимняя, другая светлая летняя, а еще цветастые, чтобы было, что промежду сезонами носить.

– И еще сумочка, чтобы в театр с ней ходить, – не утерпела и подсказала Наташа.

– Театралка ты моя! – умилилась в ответ бабуля. – Это когда же ты в последний раз в театре-то была? В пять лет? На «Щелкунчике»?

– Неважно. Главное, что сумочка у меня уже есть. А когда мне в театр с ней пойти, это я уж и сама решу!

И девушка с вызовом оглядела всех собравшихся. Попробовал бы кто из них оспорить ее право обновить ее новенький ридикюльчик, купленный специально с целью похода в театр, плохо бы тому пришлось. Горько пожалел бы он о той минуте, когда дерзнул встать между хозяйкой и ее новой сумочкой.

Глава 8

Но у подруг, когда они вышли от Наташи и ее бабушки, было о чем подумать и поразмыслить. Наивный Барклаев, совершенно не разбирающийся в тонкостях отношений между девушками и их сумочками, шел рядом и ничегошеньки не понимал.

Чудак-человек, он даже пытался поучать и укорять подруг.

– И чего вы к бабке с этой сумочкой прицепились? – недоумевал Барклаев. – Была она у той девицы или не было ее, нам-то какая разница?

– Может быть, ты и прав, и разницы никакой. А может, очень даже огромная разница.

– И в чем?

– В сумочке, дорогой Барклаев, в ней самой.

Но Барклаев все равно ничего не понял и надулся.

– Да ну вас, девчонки! – пробурчал он. – Вечно у вас все не как у людей. Недаром мне отец всегда твердил: послушай женщину и сделай все наоборот. А лучше вовсе не слушай, делай как считаешь нужным.

– И как? Часто у него так получалось? – съехидничала Кира.

– Что?

– Часто говорю, у твоего бати получалось идти наперекор воле твоей матери, а?

– Ну это… – растерялся Барклаев. – Нечасто, конечно. Но он меня именно так учил!

Молодец папаша! Сам в кусты, а сына подставляет. Мол, у меня ничего не получилось, так ты уж, сынок, за всех наших постой героем!

– Твой отец обзавелся женой и детьми, а ты, если станешь его слушать, рискуешь остаться совсем один. Без жены, без семьи, без детей!