Рукопись Бэрсара

Он напрягся, и тот прежний, почти забытый, поднялся на поверхность и стал рядом с ним. И тоскливое удивление: нас никак нельзя совместить. Вот он рядом, стоит и смотрит с сожалением и тревогой и никак не может меня понять. Я и сам понимаю его с трудом, потому лишь что смутно помню то, что было простым и ясным... нет! Единственным и бесспорным. Миг назад я убил врага. _О_н_ не стал бы его убивать. Да, вмешался бы. Постарался бы обезвредить ‑ но убить? Не раздумывая, не сомневаясь ‑ потому лишь, что это враг. Нет. Тот, кто ценит свою жизнь и свою свободу, уважает чужую свободу и ценит чужую жизнь. Отнимающий жизнь отнимает чужую свободу, право выбора, право распорядиться своею судьбой.

Детский лепет, подумал он, но ведь это основа жизни. Я никогда бы не смог думать, как прежде, потому что уже привык убивать. Потому, что меня коснулась война, и я изувечен. А другие? подумал он. Те, кому посчастливилось выжить, как они будут думать и как они будут жить? И что они сделают со своею жизнью? Латорн, в тоске и смятении подумал он, что с ним будет, что они сделают с ним? Неужели он станет когда‑то похожим на Землю?

Тихая кроткая ночь окружала его, но он сидел, зажав в кулаке травинки, и горькие, четкие мысли...

Могла ли война изуродовать все поколение?

‑ Да, ‑ сказал он себе, ‑ могла. Сначала она убивает честных, потом храбрых, и выживает только тот, кто усвоил урок. Скверный урок: своя жизнь всегда важнее чужой, и прав только тот, кто умудрился выжить.

‑ Дурак! ‑ сказал он себе и заставил себя усмехнуться. ‑ Что ты тревожишься о Латорне? Может быть он уже мертвее, чем ты. А если нет...

‑ А если нет, ‑ сказал он себе, ‑ тем более нечего волноваться. У нас нет привычки к войнам, мы были цивилизованны и разумны, и если мы победим... что значит одно поколение? ‑ сказал он себе. ‑ Представь, сколько поколений надо было сломать, чтобы на свет могла появиться Инта. И сколько еще поколений надо было сломать, чтобы такие, как Алек и Инта пришли убивать на Латорн. Все будет нормально, лишь бы мы победили...

Он вскочил и в последний раз принял в себя эту ночь ‑ просторную, полную звезд, голосов и запахов жизни ‑ самое странное из приключений: мгновение смысла среди безумия. А еще через миг он бросил себя сквозь времена и миры, сквозь... сквозь... в красное и зеленое, но здесь их нет, и опять рывок ‑ серое и дождь, но это снова пустышка, и надо собрать все силы, все до капли, и первый страх: а вдруг я их не найду? и первую тревогу: что со мной будет, если я их не найду? ‑ все, все в упругий тяжелый ком, до темноты, до удушья, и снова рывок, но сил уже нет, ты вязнешь, ты рвешь в отчаяньи вязкие нити ‑ и белый‑белый, мертвый, пустой мир? пространство? но в белом, пустом и мертвом две черные, будто обугленные, фигурки.

Он сидел, бессильный, словно мешок с тряпьем, и они подбегали к нему. Твердая рука Алека, тревожный взгляд Инты ‑ и он ответил им вяло и облегченно:

‑ Ну вы и забрались, ребята!

Да уж, забрались, подумал Алек, поганое место, но лучше бы не уходить, потому что где‑то внутри он знал: это не повториться. Это могло быть только здесь, но мы отсюда уйдем. Вот Альд очухается, и уйдем...

‑ Странно, ‑ сказал Альд, ‑ почему нас так разбросало? Вырвались вместе...

Я усмехнулся, Инта пожала плечами. Глупое слово "почему", будто и здесь у всего есть своя причина.

‑ Инта, ‑ спросил Альд, ‑ ты нашла Алека или он тебя?

‑ Ну я, ‑ угрюмо ответил он. Нашла бы она меня! Очень ей надо!

‑ А где оказался ты?

‑ Еще увидишь, ‑ буркнул он хмуро. Дурацкая мысль, почему я так подумал? Моя улиточка, мой командир, зря я так про тебя подумал.

‑ А в чем дело? ‑ спросила Инта.

‑ Да вот никак не пойму. Что‑то не так...

Все не так, подумал Алек, только я не хочу говорить.

‑ Инта, прости, если... ты что‑то помнишь... из жизни?

‑ Почти ничего, ‑ сказала она спокойно. ‑ Обрывки.

‑ А ты, Алек?

А я промолчу. Пусть сам разгрызает, если охота.

‑ Такая мысль... глупая, да? А если это связано с нами... ну, то, куда мы попадаем?

‑ Не понимаю.

‑ Я тоже не понимаю, ‑ грустно ответил он. ‑ Просто подумал: а вдруг это мы придумываем Лабиринт? Это ведь самое подлое...

‑ Какой лабиринт?

‑ А! ‑ сказал он. ‑ Долго объяснять. Это место, где мы сейчас... оно твое, понимаешь?

‑ Ну да, ‑ сказала она с усмешкой. ‑ Мне место именно здесь.

‑ Не обижайся! Ты просто не могла ничего придумать, раз почти ничего не помнишь. А знаешь, где очутился я? Веселое такое местечко, где был ваш корабль и можно было убить кого‑то в черном мундире. Проекция подсознания, ‑ сказал он задумчиво, ‑ наверное, это все время во мне сидело. И, понимаешь, я все время чувствовал, что это неправда. Сплошные натяжки, понимаешь?

‑ Нет, конечно.