Рукопись Бэрсара

‑ Ты врешь! ‑ зарычал Эфлал и выпрыгнул из‑за костра. Он, и вытянувшись, был ей по грудь ‑ сутуленький гуманоид в багровой шерсти, и глазки его горели зеленым огнем.

‑ Посмотри на нас, ‑ спокойно сказала она. ‑ На меня и на нее.

‑ Это. Может. Быть. ‑ рокотнул другой ‑ огромный и черный. ‑ Во времени. Я. Встречал. Себя.

‑ Врешь! ‑ прорычал Эфлал. ‑ Можно вырваться! Можно!

Они уже все окружили нас ‑ и те, что сидели рядом с огнем, и те, что поодаль ‑ они сдавили нас плотной стеной, душной, как кокон из времени, источающей ярость и страх, и мы ‑ все шестеро ‑ встали плечом к плечу, и уже не понять, кто из нас кто.

‑ Стойте! ‑ воскликнул Альд (мой или ее) ‑ Не будьте дураками, ребята! Давайте разбираться. Чего вы хотите? ‑ спросил он нас ‑ меня и меня ‑ и я поняла, что это другой Альд. И я не стала отвечать ‑ пусть он ответит себе.

‑ Вырваться, ‑ ответил ему мой Альд. ‑ Надоело ходить по кругу.

А Алеки хмуро глянули друг на друга и уставились на нас ‑ меня и меня.

‑ Ты говоришь: мы были с обеих сторон?

‑ Да, ‑ ответил он ‑ себе. ‑ Наверное, в Городе не так уж много... нас. Наверное, все мы деремся с обеих сторон. Прыгаем по времени, пока не сойдемся в одном мгновеньи.

Здорово говорит! подумали мы ‑ я и я ‑ и улыбнулись ему. Я только лишь становлюсь собой и начинаю думать, как я, а он свободен. Если мы вырвемся, подумали мы ‑ я и я ‑ он крепко припомнит мне свой Латорн.

‑ Ребята! ‑ сказал мой Альд толпе ‑ этим взглядам и этим лицам, и этому облаку злобы и страха. ‑ Вы поймите: нас трое. Поодиночке и мы бы не догадались. Но нас трое, и мы думаем вместе. Алек! Ну, что ты молчишь, как колода?

Алеки усмехнулись и положили руки каждый на свой предмет. И сказали, недобро прищурясь в толпу:

‑ А ну, расступись, кто жить хочет. С меня хватит. Наигрался.

И пошли вперед ‑ плечом к плечу ‑ раздвигая нам путь в толпе.

‑ Стойте! ‑ рявкнул Эфлал, и они обернулись к нему и лучеметы хмуро уставились на него. Но он не испугался ‑ эта обезьянка с багровой шерстью, и обе мы ‑ я и я ‑ почувствовали, что он ‑ командир, офицер, собрат. Ат‑ставить глупости! Все мы тут на‑игрались! Т‑ты! ‑ длинной когтистой лапой он почти дотянулся до нас и пришлось поглядеть друг на друга, чтоб не сдернуть с плеча лучемет. ‑ Знаешь выход?

‑ Нет, ‑ ответили мы ‑ я и я ‑ и опять поглядели друг на друга, и она кивнула, уступая мне разговор.

‑ Мы пришли, чтобы остановить себя, ‑ сказал я им. ‑ И, наверное, шестеро могут больше, чем трое. Если мы вырвались из Легиона...

Как он глядел на нас, этот рыжий зверек! Адмирал, подумали мы ‑ я и я ‑ не меньше, чем адмирал. Неужели его как и нас гоняли с доски на доску в Легионе? Смешно, но мне вдруг захотелось стать во фрунт: руки по швам, и отвечать по уставу. Стыдное, сладкое чувство, но это вернулась я, именно я, та, что когда‑то...

‑ Значит, сквозь время? ‑ спокойно сказал Эфлал. Старая школа: спокойствие после разноса, кипяточком ‑ и под холодный душ. Его зеленые глазки прошли по толпе, отодвинув ее назад и стало возможно дышать. И я почувствовала, как легко подчиняюсь его воле, я не знала, куда он меня поведет, но знала, что я пойду.

И только Альды торчали особняком, красивые упрямые оборванцы, и я испугалась за них, потому что если Эфлал...

‑ А ты? ‑ спросил у них командир.

‑ Смотря куда, ‑ ответил какой‑то Альд.

‑ Куда‑нибудь, ‑ угрюмо сказал Эфлал. ‑ За кольцо.

‑ Годится!

А время уже сжималось вокруг, и мы опять поглядели друг на друга ‑ я и я ‑ и схватились за руки, потому что я скоро останусь одна, единственная я, которая есть на свете. Какой уже нет на свете, подумала я, и наши руки сжались еще тесней. Я скоро останусь одна, подумала я ‑ она, и буду только я, одна в своей скорлупе...

И нас уже не было ‑ обеих ‑ и не было всех остальных, не было совсем ничего, только тяжесть и духота, но и тяжести уже не было; небытие, несуществование, но я где‑то была и как‑то существовала, и знала, что я есть, и я существую, но тьма вдруг разлетелась горячим огнем, и я, наконец, перестала существовать.

4. ЛАБИРИНТ

Открыла глаза ‑ и белый безжалостный свет... Высадка на Гианте. Мы десантная группа, черные на белом, и надо смести все огнем, пока не смели нас...

Она засмеялась. Короткий безрадостный смех, ведь после Гианта был Ивхар и был Ордален. Я помню ‑ значит я существую, а если я существую, это значит, надо идти.

И она поднялась и пошла, черная на белом, и нет ни земли, ни неба, только безжалостное сияние и блестящая твердь под ногами.

‑ Алек! ‑ закричала она. ‑ Альд! ‑ и слова угасли у самых губ, истаяли как дымок.

‑ Алек! ‑ кричала она. ‑ Альд! ‑ но ни ответа, ни эха, и что‑то толкнуло в грудь изнутри ‑ холодный, костлявенький кулачок. Страх? подумала она, неужели страх? ‑ и это было приятно, человеческое и живое: если страшно ‑ значит, есть что терять.

И она пошла скорей, потому что страх все толкал изнутри, и ей не хотелось его терять. Облегчение новизны: все остальное было, и можно все угадать наперед, даже то, чего не было, и чего нельзя угадать.

Но и в этом тоже нет новизны: крик, гаснущий прямо у губ, и затихающий робкий страх.