Рукопись Бэрсара

Неизбежный риск – ведь я должен был стать с ним на равных, добиться, чтобы ни одно моё слово не могло быть отвергнуто просто так. Ничего я ему не спускал: ни насмешки, ни грубого слова; и когда мы орали друг на друга, по лицу моего стража я видел, что жизнь моя не стоит гроша. Но я просто не мог быть осторожным. Это было начало игры, и ему надлежало запомнить то, что я ничего не боюсь, никогда не вру, говорю только то, что знаю, а знаю больше, чем он. Впрочем, риск был не очень велик, потому что я уже знал, что при всей своей грубой властности Асаг незлопамятен и справедлив, может, он не простит мне ошибку, но всегда простит правоту. Мы ругались – и привыкли друг к другу, и однажды Асаг усмехнулся и сказал, покачав головой:

– Господи, да как это тебя Охотник терпел? Вот уж нынче у него праздничек!

– Он‑то не жаловался.

– Ещё бы! С тобой жить – что голышом в крапиве спать, а дело ты, кажись, знаешь. Ладно, хватит собачиться, садись да выкладывай, что тебе от нас надобно.

Мы сели, я перечислил всё, что хотел узнать.

– Мне нет дела, кто у тебя занимается разведкой. Мне нужны только сведения. Первое: все аресты. Кого взяли, за что, кто за ним приходил, был ли обыск, опрашивали ли соседей, какие им вопросы задавали.

Асаг только головой покрутил, но смолчал.

– Второе: войско. Какие в городе части, где стоят, кому подчиняются. Регулярно ли платят жалование, кто командиры. Для каждого: характер, родство, связи, кому сочувствует.

– Да ты в своём уме? Откуда…

– Откуда хочешь. Может, у кого‑то из солдат есть родня в Садане.

– Ладно. Чего ещё?

– Все, что делается во дворцах локиха, акхона и Тисулара. Кто на доверии, кто в опалке, с кем встречались и, главное, гонцы.

– Ну, ты и запрашиваешь! Что я тебе, господь бог?

– Мы не на базаре, Асаг! Грош цена твоей разведке, если мы не можем опережать врага. Мы должны знать то, что он уже сделал. Хочешь пример? Я узнаю о тайной беседе Тисулара с акхоном, после чего кто‑то из них или оба сразу отправляют гонцов в Кайал. Ясно, как день: они уже столковались, и с ликихом, можно сказать, покончено. Но путь до Кайала неблизкий, у нас будет время кое‑что предпринять. Ясно?

– Давай дальше, – хмуро сказал Асаг.

– Дальше мне надо знать, что делается в стране. Как с хлебом, платят ли налоги, не бегут ли уже в леса. Как настроены калары, что говорят о войне, как относятся к Тисулару.

– А это ещё зачем?

– Затем, что в Квайре, Биссале и Согоре живёт треть населения страны. Не грех бы поинтересоваться, что думают остальные две трети.

– Да, – только он почти с уважением, – котелок у тебя варит. Только что в нём за варево, а?

И поехало понемногу – с руганью, со скрипом, с ошибками, но туда, куда надо. Квайр открывался мне, и это был совсем незнакомый, не очень понятный город.

Он открылся с предместий – с Садана и Ирага – ведь это было то, чем жило Братство, что вырастило и питало его. Садан был важней. Я видел его только мельком: те же грязные улочки и убогие домишки, те же угрюмые, испитые лица, та же беспросветная нищета. Даже большая – ведь в Ираге жили вольные люди, а в Садане – подневольные ткачи. Тысяча людей, лишённых всяких прав – даже права поменять хозяина.

Лучшие мастера за день работы получили 5‑6 ломбов (а прожиточный уровень 4‑5 ломбов в день). Шерстобиты – 4 ломба, чесальщики шерсти – 3. С них драли налоги, вычитали за хозяйские инструменты, за брак (а надсмотрщики браковали до трети работы). Их били плетьми за дерзкое слово, за сломанный станок бросали в тюрьму, за невыход на работу ставили к позорному столбу. Армия доносчиков превращали их жизнь в вечную пытку страхом. Только Братство было у них – единственная их защита, последняя надежда. Это оно усмиряло надсмотрщиков, убивая самых жестоких. Это оно истребляло доносчиков и их семьи. Это оно в ответ на произвол жгло мастерские и склады шерсти.

Братство было таинственно и неуловимо. Тёмное облако мифов окружало его, и не было в Квайре человека, который осмелится отказать тому, кто скажет: «Во имя святого Тига».

По косвенным сведениям, замечаниям, намёкам я уже мог представить структуру Братства. Наверное в нём было не так уж много народу, иначе власти – за столько‑то лет! – нашли бы его следы. Большинство – младшие братья – входили в не связанные между собой группы, которые звались домами . Во главе каждого дома стоял Брат Совета, и все они составляли Совет, управляющий делами Братства. Но главные решения принимала совсем небольшая группа – Старшие братья. Их слово было законом, а власть – абсолютной. Асаг был Старшим. Кстати, он вдруг перебрался ко мне в подвал.

– К родичам отпросился, в деревню. Мне‑то нынче простор надобен, а попробуй, не пойди на работу!

Я только головой покачал. Этот властолюбивый человек, хозяин над жизнью и смертью сотен Братьев – и вдруг забитый ткач из Садана? Вот тебе и одна из причин неуловимости Братства.

Асаг не сидел на месте, только на ночь он возвращался в подвал. Долго отогревался, медленно ел, чуть не засыпая в тепле. А потом вдруг встряхивался, хитро щурил глаза:

– Ну, что новенького, брат Тилар?