– Пожалуйста, будь осторожней! Если я останусь один – как‑то смиренно он это сказал; горькая нежность была в его взгляде и потерявшем твёрдость лице. И та же самая горькая нежность взяла моё сердце в жёсткие лапы и сжала горло шершавой тоской. И стало неважно, кто из нас прав, важно лишь то, что пока мы вместе…
– Не беспокойся, – ответил я мягко, – у меня ещё без малого год.
Мы с Суил обманули охрану и сбежали за город вдвоём. Дальше, все дальше вдоль реки, и уже только наши следы бегут по сырой земле.
А река разлилась. Злобно ворча, она тащит ветки, подмытые где‑то деревья и всякий весенний хлам. Она забросала весь берег дрянью и заплевала жёлтой пеной, злясь на наше неуместное счастье.
А небо синее до испуга, пушистые шарики на ветвях, и глаза у Суил совсем голубые.
– Ты меня правда любишь?
Смеётся и обнимает за шею.
– Не верю! Я старый и противный.
– Ты красивый, – говорит она серьёзно. – А я?
– Как солнце!
– Ой, грех!
– Нет, лучше солнца. Оно ведь ночью не греет?
– Ой, бесстыдник! – а сама прижалась ко мне.
Речной прохладой пахнут её волосы, так нежны и пугливы губы, и мира нет – есть только мы и счастье, тревожное, украденное счастье, и жизнь, готовая его отнять.
Что‑то Асаг не торопился со встречей, и это уже слегка пугало меня. Или весть не дошла, или он мне не верит. Не хотелось бы мне самому искать связь, когда приставленная Баруфом охрана день и ночь караулит меня. Конечно, я пробовал избавиться от этой чести. Спорил и ругался, пока не охрип, а когда поневоле умолк, Баруф сне сказал непреклонно:
– Ты слишком нужен Квайру, Тилам. Будь у Братства кто‑то в залоге, я бы не стал тебя опекать. А так – сам понимаешь.
И мне пришлось замолчать, чтобы не навести на мысль о залоге.
Я должен был кое‑что сказать Асагу перед тем, как покинуть Квайр – может быть, навсегда. Но день отъезда все приближался, а никто не искал меня, и я стал подумывать, что и как я смогу рассказать Эргису.
Я совсем уже было решился – и тут увидел его. Я его сразу узнал. Невзрачный, тощенький человек, такой безобидный, пока его не увидишь в деле. Брат Совета Эгон, один из самых опасных в Братстве.
Он просто шёл по улице – кинул быстрый прицельный взгляд, проверяя, заметил ли я его, угадал ли, в чём дело – и брёл себе не спеша, равнодушный ко мне и ко всем на свете.
Мы ехали следом, я придержал коня, чтобы не обогнать его. А он все шёл и шёл, свернул в переулок, дождался, пока мы окажемся рядом, поглядел на солнце, покачал головой и трижды стукнул в неприметную дверь. Я молча проехал дальше, а вечером, еле избавившись от охраны, как мальчишка помчался туда, где должен был ждать Асаг.
Асаг был верен себе: ни улыбки, ни привета, кивнул равнодушно и спросил:
– Чисто смылся?
– Проверь, – ответил я тем же тоном.
– Говоришь, большой стал человек?
– А я и был не маленький.
– Что да, то да – длинный вырос! – Асаг, наконец, улыбнулся, и я понял, что все в порядке. Просто он тоже устал.
– Ну и как оно там, наверху?
– Тяжело, – ответил я честно.
– А назад не тянет?
– Тянет.
– Смотри, я тебя не тороплю, но раз уж так…
– Пока не могу, Асаг. Квайр в опасности. Того, что я смогу, никто другой не сделает.
– А ты не в грош себя ценишь! Ладно, не кривись! Мне тебя не покупать, и на твоей цене сойдёмся. Звал‑то зачем?
– Предупредить. Спрячьтесь. Заройтесь в землю. Оборвите все нити к Ирсалу.
– Затеяли что?
– Пока нет, но если вы покажете силу… Кеватские войска на границе. Скоро начнётся…
– Война?
– Да. Этим летом все решится. Если Огил сочтёт, что вы опасны, Братству не уцелеть.
– Многие нас истребить ладились, – сказал Асаг с усмешкой, – да их уж позабыли, а Братство стоит.
– Огил сможет. Такого врага у вас ещё не было.
– А мы ведь его сами на шею взгромоздили. Так?
– Так. И правильно сделали, Асаг. Только Огил может спасти Квайр. Он его спасёт…
– Но?
– Подожди с этим, ладно? Квайр ещё не спасён.
– Погодим. Где ж это ты был до сей поры?
– В Лагар ездил мир заключать.
Он кивнул, будто сам это знал.
– А теперь куда?
– Сейчас в Бассот, потом в армию – к Криру.
– Ты и с ним запросто?
– А я со всеми запросто, даже с тобой.
– А я ведь тебе добрую весть припас. По моему слову взяли тебя в Совет. Оно, конечно, дома у тебя нет, да ты один за всех спляшешь.
Надо было благодарить – я благодарил, наверное, без восторга. Просто сейчас это было совсем неважно. Может, потом…
– Слышь, Тилар, а ты как: веришь, что победим?
– Почти. Сил у нас маловато, но ведь и в Кевате неспокойно. Думаю, сумеем перессорить кеватских вельмож. А нет – устроим бунт‑другой.
– И опять ты?
– Я тоже.
– Страшные вы люди, – тихо сказал Асаг. – Что он, что ты… Ни в добром, ни в злом не остановитесь. Только оно, видать, так и надо: всегда до конца. А как стал – так пропал.
– Ты о чём?
– Сам не знаю. Вот гляжу на вас и думаю: вторая сотня лет, как Братство стоит, а что переменилось? Деды в обиде прожили, отцы в землю ушли, а нынче и мы свой век в беде доживаем. И ни конца тому, ни краю. Ладно, иди. Сам‑то меня не ищи, найду, коль будешь надобен. И за мать не тревожься. Покуда я жив… не тревожься.