Рукопись Бэрсара

Он все равно смотрел. Ноги шли, руки стреляли, а он смотрел. Оказывается, когда распыляют, не сразу исчезаешь. Разбрызгиваешься в облачко, а уж потом...

Только его не распылили. Он прошел весь бой до конца, до серебряной стены, и вывел с собой четверых.

И они сидели с Альдом вдвоем, потому что больше некуда было идти.

‑ ... ‑ говорил Альд. Он глядел, как шевелятся губы, но ничего не понимал.

‑ !.. ‑ говорил Альд. Он хотел что‑то понять, но не смог.

Ушел к себе, повалился, уставился в потолок. И его отключили.

‑ Алек! ‑ говорил Альд.

Двадцатый бросок думал он, чего же они тянут, сволочи?

‑ Алек! Дубина ты штурмовая! Слышишь, что я говорю?

Он вяло покачал головой.

‑ Алек, слушай, тут что‑то не так.

Все не так, подумал он.

‑ Когда распыляют... это не уничтожение, понимаешь? Какой‑то переход... пространственный?

Он остановился, глядя на Альда, и сразу Сигнал толкнул вперед.

‑ Может попробуем, а?

‑ Ты спятил, ‑ сказал Алек. В первый раз он что‑то сказал, и Альд облегченно вздохнул.

‑ А что нам терять?

‑ Сигнал, ‑ сказал Алек. ‑ От него не уйти.

‑ А помнишь, как Инта? Выкатиться из цепи ‑ и все.

‑ Алрх! ‑ властно сказал Алек. ‑ Примешь группу... если я... того.

Черные вихри гуляли по черной земле, светлые тени текли, пробиваясь сквозь мрак, и стены Казармы уже серебрились вдали.

Он шел вперед без мысли и без боли ‑ просто шел. Он шел, и шаги привели его в нору; он скинул форму, принял душ, лег ‑ и его отключили.

...Они шли по еще живой лазурной траве, и с белесого неба вроде бы даже пригревало.

‑ Меня зовут Алек, ‑ сказал он, и старший обернулся к нему. Такой вот красавчик три на два, весь в шипах, наростах и вздыбленной чешуе.

‑ Алоэн, ‑ булькнул он и хвостом дернул по ногам. Слева шел человек по имени Альд, справа двуногий и двурукий Алул. Хорошая группа, подумал он, будет с кем говорить, если вернусь, и тут шатнулась земля и все расплылось ‑ это их накрыли полем, до поры прикрыв от огня

2. НЕСТАНДАРТ

Темно‑синее небо Латорна, думал он. Очень темное синее небо, и плывут облака... Я лежу потому, что ранен, думал он. Я ранен, и поэтому можно лежать и глядеть, как плывут облака.

Он открыл глаза и увидел мятущийся прах. Черные струи, кружась, заметали его; это было невыносимо, и он встал. Он шел сквозь мрак и сквозь боль и думал: почему я здесь? Как случилось, что я здесь?

‑ Я умер, ‑ сказал он себе. ‑ Я умер, но тогда был Латорн, было небо и были облака.

‑ Чепуха, ‑ сказал он себе. ‑ Если умер, нет уже ничего.

‑ Есть, ‑ ответил кто‑то другой. ‑ Легион. Сборище мертвецов.

Он стоял, хотя его толкало вперед. Его толкало, а он стоял и думал: это сказал Алек. Какой Алек? Не знаю никакого Алека! Нет, знаю. Он был со мной в бою. Он ничего не говорил. Он сказал: "Меня зовут Алек", ‑ и больше ничего.

Было очень трудно стоять, и он пошел. Я ранен, подумал он. Я ранен и сейчас упаду. Нет, я не упаду. Все раны заживают, пока идешь. Откуда я это знаю? ‑ подумал он. Тут что‑то не так, подумал он. Надо начать сначала, подумал он.

‑ Меня зовут Альд, ‑ сказал он себе.

О Легионе говорил Алек. Он не мог мне об этом говорить, потому что сегодня я видел его в первый раз. Я не мог его видеть сегодня в первый раз, потому что я знаю, какой он в бою, как не мог бы узнать за один раз.

Боль исчезла, и он заспешил, догоняя своих. Они шли вчетвером: Старший, Алек, Алул и Альд, и пока не стоило говорить.

Мы ‑ молодцы, подумал он, всего двоих в четвертой цепи. Сегодня мы будем говорить, подумал он, сядем за столик в Просторе и будем говорить.

И они сидели вдвоем, потому что Алул не стал говорить. Многим не надо говорить, они в себе и для себя. Не все человечества возникли из стадных существ, подумал он улыбнулся. Эта мысль была его мыслью, из Латорна, а не из Легиона.

‑ Алек, спросил он, ‑ ты помнишь меня?

Алек качнул головой. Верзила с железным лицом и челюстью на двоих, знакомый, словно мы с ним не расставались всю жизнь.

‑ А я тебя помню. Будто ты был старший, а я шел в бою справа и позади.

‑ Врешь, ‑ ответил Алек.

Место, где спят, почему‑то зовется норой. Как сюда влезет Алек, если и мне тесно? Почему же я так за него уцепился?

Уменьшим селективность, подумал он, и это была хорошая мысль ‑ из Латорна. Память ‑ это просто информация, записанная в мозгу. Если она есть... Только не торопись, подумал он, пусть всплывет.

Белое небо и голубая трава. Серебро. Серебряные вспышки солдат. Серебряные стены в тяжелом дыму. Дым. Огонь. Серебряная фигурка, влетевшая в пламя. Малыш. Малышка...

Малышка, подумал он, шагая в своем ряду. Ушла неуклюжая радость, когда все легко. Легко убивать, легко умирать, легко терять своих. И только думать нельзя, потому что сплошная легкость в мозгах.

Но мы уже вышли на рубеж, и надо о чем‑то думать... Страшно, подумал он. Я боюсь этого боя. Я каждого боя боюсь, но этого особенно, потому что он уже начался. Малышка, подумал он. Почему? Надо смотреть.

Он смотрел, как прошла мимо них четвертая цепь. Первые три ушли давно, а четвертая обгоняла их только сейчас.

Капельки ртути, подумал он. Вот сейчас сольются...