– Все это ложь. Я не пользовался никакими стенограммами, никакими заключениями психиатра. Ничего подобного нет в моей рукописи, и я не имею ни малейшего представления о том, что все это значит.
– Лживый подонок! – Злоба переполняла старика, и он подыскивал слова погрубее. – Вы считаете меня дураком? Думаете, они не представили мне доказательств? – Старик окончательно вышел из себя. – Мне дали номер телефона, и я позвонил по нему. Это была типография Бедфорда. Я разговаривал с хозяином. Он прочел мне то, что вы написали, то, что он набирал неделю назад.
Питер был поражен. Действительно, его издатель пользовался типографией Бедфорда.
– Это неправда. У Бедфорда нет моей рукописи. Она еще не закончена.
На какое-то мгновение воцарилось молчание, и Ченселор начал было надеяться, что, может, ему удастся переубедить старика, но в следующую минуту понял, что это не так.
– Зачем вы лжете? Дата издания – апрель. Вы всегда публикуетесь в апреле.
– Но не в этом году…
– Ваша книга напечатана. Однако теперь это не имеет значения. Вы не удовлетворились тем, что погубили меня. Вам нужна и она. Но я помешаю вам, Ченселор. Вы не скроетесь от меня. Я найду вас и убью. Мне уже все безразлично, жизнь моя кончена.
Вдруг Питеру пришла в голову мысль:
– Послушайте, то, что случилось с вами, происходило и с другими людьми. Позвольте спросить вас: они звонили вам по телефону? Зловещим, пронзительным шепотом?
Связь прервалась. Ченселор посмотрел на аппарат и затем повернулся к Элисон. Ее лицо все еще было влажно от слез.
– Он сошел с ума.
– Сейчас это как раз кстати.
– Не хочу больше слышать об этом, – сказал он, доставая из кармана листок, на котором был записан номер телефона О’Брайена, и набирая нужный номер. – Говорит Ченселор. Мне звонил Бромли. Он в ярости. Убежден, что моя книга выйдет в апреле. Как и Филлис Масквелл, он считает, что в ней содержится какая-то компрометирующая его информация.
– И он прав?
– Нет, я никогда в жизни даже не слышал о нем.
– Странно. Он служил чиновником в управлении общих служб, ревизовал документы министерства обороны по транспортным самолетам «С-40». У него какие-то суммарные данные не балансировались.
– Кажется, что-то припоминаю. – В памяти Ченселора действительно всплыло газетное сообщение. – Его дело слушалось в сенате. Если не ошибаюсь, Бромли никто тогда не поддержал. Ура-патриоты даже назвали его розовым, а потом загнали в угол.
– Правильно. У нас он проходил под кличкой Гадюка.
– Что же с ним случилось?
– Его отстранили от ревизий, чреватых разоблачениями. Потом какой-то дурак в управлении общих служб попытался лишить его очередной прибавки к жалованью. Бромли возбудил гражданский иск.
– Ну и что дальше?
– А дальше никто не знает. Дело было прекращено, и Бромли исчез.
– Но ведь мы-то знаем, не так ли? – уточнил Ченселор. – Ему позвонили зловещим шепотом и чем-то пригрозили. А потом был еще один звонок… Ему сообщили достаточное количество достоверной информации, чтобы убедить в том, что говорят правду…
– Успокойтесь. Он не сможет добраться до вас. Что бы он ни думал о вашей роли в его судьбе…
– Не в его, – прервал О’Брайена Питер, – а в ее. Он говорил о ней, о ее детях…
О’Брайен молчал. И Ченселор догадался, над чем размышляет сейчас агент: у него тоже были жена и дети. Как у Александра Мередита.
– Я попробую все выяснить, – сказал наконец агент. – Бромли остановился в отеле в деловой части города. Я приставил человека наблюдать за ним.
– А ваш человек знает почему? Не может он…
– Конечно, нет, – прервал Ченселора Куин. – Ему назвали лишь кличку – Гадюка. В Индианаполисе при досмотре у Бромли было найдено оружие, и этого больше чем достаточно. За ним присмотрят. Спите спокойно.
– О’Брайен?
– Что?
– Скажите мне вот что. Почему выбрали именно его? Почему выбрали этого старого, больного человека?
Агент ответил не сразу, а когда ответил, Питер почему-то ощутил тупую боль в животе.
– Старика мудрено заподозрить. На стариков обычно не обращают внимания. А потом, больного, отчаявшегося человека легче навести на мысль об убийстве…
– Поскольку терять ему уже нечего?
– Отчасти по этой причине. Но не беспокойтесь, до вас ему не добраться.
Ченселор повесил трубку. Его клонило в сон. Хотелось многое обдумать, однако он был не в состоянии размышлять. Сказывалось напряжение, да и действие таблетки прошло.
Питер почувствовал, что Элисон смотрит на него, ждет, когда он ей что-нибудь скажет. Он повернулся, и взгляды их встретились. Ченселор решительно направился к ней, с каждым шагом обретая все большую уверенность. И заговорил он почти спокойно:
– Я приму любые твои условия, только бы мы были вместе. Я не хочу потерять тебя. Но и у меня есть одно условие, на соблюдении которого я настаиваю. Я не позволю тебе терзаться несуществующими тайнами. Думаю, с твоей матерью все-таки случилось что-то, оттого она и потеряла рассудок. Я никогда не слышал, чтобы здоровый человек ни с того ни с сего, без видимого потрясения заболел психически. Я хочу выяснить, что же произошло. Возможно, это будет мучительно, но мне кажется, ты должна знать все. Согласна?