Рукопись, найденная на помойке

Вероника не раз снимала жилье за границей во время своих поездок с бывшим мужем, но никогда не испытывала ничего подобного. Стоило ей только открыть незапертую дверь этого дома, войти в прихожую и вдохнуть его запах, как у нее возникло странное ощущение, будто бы она не приехала сюда впервые, а вернулась, и не в качестве гостя. Это было какое-то наваждение. Особенно неожиданно было ощутить это déjà vu, вернее – déjà ressenti – в деревенском по сути доме, потому что всю жизнь, за исключением дачного детства, она провела в большом городе. Да и дачное детство было совсем не таким, то есть дача – совсем не такой, без поющих дверей и антикварной мебели.

Хозяином дома был итальянец – личность, видимо, неординарная и слегка эксцентричная, художник, переехавший из Милана в Финляндию и купивший старый, отчаянно нуждавшийся в ремонте дом позапрошлого века, который он стал постепенно приводить в порядок. Маленький гостевой домик рядом с ним был уже отремонтирован и сдавался. Собственно, на него Вероника и рассчитывала. Но накануне приезда Антонио сообщил ей, что она будет жить в главном доме. Сам он в тот же день уезжал по делам в Хельсинки, поэтому они договорились встретиться на автовокзале в двадцатиминутный интервал между их автобусами, чтобы Вероника могла забрать ключи от дома. «Хотя я его никогда не запираю», − написал Антонио.

Автобус из Петербурга, на котором ехала Вероника, прибыл в Ловиису чуть раньше расписания. Автовокзал представлял собой небольшое одноэтажное здание, в котором располагались кафе и сувенирный магазин, и две скамеечки под окнами. На одной из них сидело три человека, ожидающих автобус. Кандидатов на роль Антонио, фотография которого, впрочем, не слишком отчетливая, была на сайте, среди них не оказалось. Вероника поставила сумку на свободную скамейку и достала было телефон, но тут из стеклянных дверей магазина вышел невысокий, худощавый, но очень ловко скроенный брюнет в больших очках, несколько тяжеловатых для его узкого с мелкими чертами лица. Над мягким ртом забавно топорщились тонкие усики, волосы слегка волнились. В руках он держал предназначенный для Вероники туристический проспект.

Заметив, что Антонио сильно ниже ее ростом, Вероника не стала подниматься на крыльцо, а остановилась на первой ступеньке. Антонио передал ей проспект, показал на карте, как пройти к его дому, сообщил, что вернется через пять дней и свозит её куда-нибудь на машине и в результате чуть не забыл отдать ключи. Впрочем, он тут же снова добавил, что дом не заперт.

И это было действительно так. Конечно, из женского любопытства Вероника зашла и в гостевой домик, уже отремонтированный, если не считать дырки в полу прихожей, через которую нужно было осторожно перешагивать. Он был менее просторным и менее колоритным, чем хозяйский, хотя и в нем внимание Вероники привлекли старая черная металлическая печка на ножках и потертые фибровые чемоданы, превращенные в шкафчики и журнальные столики. Кровать в спальне была не застелена, на ней валялась мужская рубашка в узкую полоску и безмятежно спала трёхцветная кошка, которую Веронике между делом поручили кормить. В гостиной, по всей вероятности, служившей Антонио мастерской, вообще царил полный хаос: повсюду лежали папки для рисунков, стояли прислоненные лицевой стороной к стене холсты, на журнальных столиках и черной винтажной этажерке помещались банки с кистями и коробки с красками. В углу стоял мольберт, завешенный старой простыней.

Но среди этого хаоса взгляд Вероники моментально зацепился за две больших картины маслом, обрамленные в багет и висевшие на стене напротив окна. Картины были написаны в современной манере, размашисто и небрежно, с незаполненными белыми фрагментами фона, но одновременно включали в себя подробно, реалистически выписанные главные фигуры, из-за своей объемности и инородности выпадавшие из плоскости полотна.