Рукопись, найденная на помойке

Во время его выпускного вечера я несколько часов вокруг школы ходила, чтобы только на него посмотреть еще раз. И потом все надеялась его хоть мельком увидеть: он ведь недалеко от школы жил, я еще раньше в учительскую пробралась и адрес в журнале посмотрела. Ходила потом туда и бросала в почтовый ящик конверты с засушенными цветами и строчками из стихов. Несколько лет… Однажды я действительно его увидела: он застал меня на лестнице возле почтовых ящиков, но, конечно, понятия не имел, кто я такая. Просто прошел мимо с мусорным ведром в руках… Это был шок, правда. С мусорным ведром! Я подумала: может, он еще и в туалет ходит?

А уже когда я сама в десятом классе училась, нам новый учитель по литературе в начале года очень много рассказывал про Серебряный век, про декадентов, про их какую-то театральную, пьянящую жизнь, со всеми этими стихами и страстями. Учитель был гривастый, лохматый, похожий на Макса Волошина. Я влюбилась в него тут же и еще поняла две вещи… или даже три. Ну, во-первых, что я оттуда, из того мира, что мое место там, просто я немного заблудилась. Даже как будто я что-то помню: какие-то стихи, вроде как я сама их написала, и людей, и встречи…только очень смутно. Во-вторых, что они – все эти художники, поэты, – как бы это поточнее сказать… друг друга выдумывали что ли, сами сочиняли про себя легенду, создали свой отдельный мир, со своими кумирами, своими законами. Нельзя же просто напялить на себя корону, ходить и кричать, что ты король поэтов – нужно, чтобы это признали другие, пусть сначала в узком кругу. Но за это ты их тоже должен записать в гении, наверное. И я стала тосковать по такому вот кругу. Ну, как символисты, акмеисты, завсегдатаи «Бродячей собаки». Мне показалось, что там я была бы, а может, и была уже в прошлой жизни не последней, и Александр не смотрел бы сквозь меня своим ни за что не зацепляющимся взором. А если бы и смотрел сквозь, то это было бы простительно и мне совсем не обидно, потому что моя любовь рождала бы прекрасные стихи, от которых поклонники сходили бы с ума. И вовсе не обязательно быть красавицей, можно надеть узкую юбку, чтоб казаться еще стройней, можно создать миф, Черубину де Габриак, и из-за тебя будут стреляться бывшие друзья… А в-третьих… в-третьих, сложно сказать… в общем, я поняла, что я смогу. Что у меня хватит смелости.

Я научилась шить и переделала на себя кое-что из бабушкиного гардероба, потому что достать нужный материал в те годы было сложно, а мне просто необходимы были шелк, и бархат, и настоящее кружево, и мех. На выпускной я себе сделала отпадное платье – изысканное, изящное, в стиле модерн… и приколола бутоньерку с настоящей орхидеей, бог весть, как я ее достала. Конечно, это был только первый опыт. Я была одна, и они не поняли… и лохматый учитель литературы не упал к моим ногам, и никто не пригласил меня танцевать, ну и бог с ними… Обыватели! Я уже знала. Знала, что все смогу, и мне было на них наплевать.

Я много читала, я ходила в музеи, я окончила филфак и стала специалистом по Серебряному веку, собрала вокруг себя небольшой кружок поэтов, почти таких же талантливых, как я. Мой друг-фотограф познакомил меня с вернисажной жизнью… Сам потом отошел от этого всего, а я осталась. Всё завертелось: жизнь – театр, жизнь – игра. Бал бумажных дам.

Я до сих пор представляю себе, что влюблена в Александра – прекрасного и недостижимого моего рыцаря в серебряных доспехах – или в учителя, который представляется мне страстным и немного порочным. Поэту нужна великая любовь, желательно несчастная, ещё лучше – две, чёрная и белая. Потому что от счастья стихи не пишутся, от него только попрыгать хочется.

Это не мешает мне очаровывать других. Вот этот мужик в единственном свитере недаром на меня смотрит. Хотя и неодобрительно смотрит, но на самом-то деле я ему, конечно, интересна. Но я никогда не выйду замуж. Нет, может и вышла бы, но только если бы муж смог принять то, что я никогда не стану домашней хозяйкой. Я не домашняя, я дикая, вернисажная, богемная. Я никогда не буду готовить обед, пусть даже не мечтает. Обед, хозяйство – какая это всё пошлость! Это для унылых теток, в каких превратились мои бывшие одноклассницы.

По утрам я пью шампанское – или думаю о нём, днём – кофе, много-много кофе. Если есть деньги – иду в ресторан, нет – на вернисажах можно перехватить. Мне вообще много еды не нужно. Талант должен быть голодным. Ну или мама накормит гречкой, в конце-то концов… только об этом никто не должен знать. Как и о том, что я зарабатываю себе на хлеб преподаванием литературы в этом долбаном институте. И про мужа тоже, если он будет… потому что мне нужны поклонники, много поклонников. А муж – это так пошло!

Но до чего же, однако, мрачную выставку устроил С.! Хотя я вполне согласна с общей мыслью. Но можно было бы обойтись, наверное, без лазания по помойкам. Это как-то не комильфо, не изящно. К тому же, он ведь фотограф. Впрочем, это, видимо, его фишка, и в чем-то он прав: чтобы на тебя обратили внимание, приходится надевать брюки через голову.