Читаем Рукопись, найденная в Сарагосе полностью

Рукопись, найденная в Сарагосе

Мы проделали ещё одну кампанию, по-прежнему как люди чести, но уже без былого пыла. Несчастье впервые задело нас крылом своим. Герцог, который всегда высказывал большое уважение к отваге и военным дарованиям Ван Берга, теперь упрекал себя в чрезмерно ревностной заботе о моём спокойствии, которая стала причиной столь горестных событий. Он понял, что недостаточно желать добра, а следует, кроме того, обладать умением делать добро. Что до меня, то, подобно многим мужьям, я подавил в себе горе и страдал из-за этого ещё больше. С тех пор мы перестали грезить о том, как мы осчастливим нашу пламенно любимую Испанию.

Тем временем был заключен мир, герцог решил отправиться в странствия, мы вместе с ним посетили Италию, Францию и Англию. После возвращения благородный друг мой вошел в Совет Кастилии, а мне при том же Совете была поручена должность референдария.

Время, проведенное в странствиях, а также несколько последующих лет вызвали значительные перемены в образе мыслей герцога. Он не только забыл порывы своей младости, но даже более, осмотрительность стала его любимой добродетелью. Общественное благо, предмет наших юношеских мечтаний, было, как и прежде, его величайшей страстью, но теперь он знал уже, что нельзя свершить всё сразу, что следует сперва подготовить умы, по мере возможности скрывая собственные свои средства и цели. Он до такой степени простирал свою осторожность, что в Совете, казалось, никогда не имел собственного мнения и шёл за чужим, в то время как коллеги говорили его заветными словами, взлелеянными им в глубине души. Старательность, с которой герцог скрывал от глаз общества свои дарования, выставляла их в ещё более ярком свете. Испанцы поняли его и полюбили. Двор приревновал к нему. Герцогу предложили должность посла в Лиссабоне. Он знал, что не вправе отказываться, и принял предложение, но при условии, что я стану государственным секретарем.

С тех пор я не видел его больше, но сердца наши всегда вместе.

Когда цыган дошел до этого места своего повествования, ему дали знать, что дела табора требуют его присутствия. Как только он удалился, Веласкес взял слово и сказал:

— Хотя я обращаю всё внимание на слова нашего вожака, я, тем не менее, не в силах уловить в них ни малейшей связи. И в самом деле, я не знаю, кто говорит, а кто слушает. Тут маркиз де Валь Флорида рассказывает свои приключения дочери, которая пересказывает их вожаку, который нам вновь их рассказывает. Это настоящий лабиринт. Мне всегда казалось, что романы и другие произведении подобного рода следует писать и печатать в несколько параллельных столбцов, на манер хронологических таблиц.

— Ты прав, сеньор, — ответила Ревекка. — Итак, например, в одном столбце мы прочли бы, что госпожа де Валь Флорида обманывает своего мужа, а в другом столбце увидели бы, как это событие на него повлияло, что, несомненно, пролило бы новый свет на всё повествование в целом.

— Я вовсе не то хотел сказать, — возразил Веласкес. — Но вот, например, герцог Сидония, характер которого я должен исследовать, в то время, как я уже видел его на кладбищенских носилках. Так не лучше ли было бы начать с португальской войны? Тогда во втором столбце я увидел бы доктора Сангре Морено, размышляющего о проблемах врачебного искусства и уже не удивился бы, видя, что один персонаж потрошит останки другого.

— Ну, конечно, — прервала Ревекка, — постоянные неожиданности только лишают рассказ какой бы то ни было занимательности, ибо никогда невозможно угадать, что после чего произойдет!

Тогда я взял слово и сказал, что во время португальской кампании отец мой был ещё чрезвычайно молод и что нельзя было достаточно надивиться той проницательности, какую он проявил в деле герцога Медина Сидония.

— О чем говорить, — сказала Ревекка, — если бы твой батюшка не начал драться по очереди с одиннадцатью офицерами, могла бы произойти ссора, а посему он правильно сделал, что её предупредил!

Мне показалось, что Ревекка попросту издевается над нами. Я обнаружил в её характере нечто насмешливое и скептическое. Я подумал, что, кто знает, не могла ли бы она поведать нам о своих приключениях, нисколько не похожих на историю небесных близнецов, и решил её об этом опросить. Между тем настало время расставаться, и каждый пошел к себе.