Петр Великий пытался, прорубив окно в Европу, догнать ее и обороной, и цивилизованностью, но не представлял реально возможным поднять сразу «весь дремучий, в глубинке веками спящий народ». Ставку он сделал на авангард того общества — дворян. Они во многом оживили страну. Но дворяне — это не современные олигархи и чиновники, немалая часть которых облучена болячками мздоимства, коррупции и квасного патриотизма. С дворян при государевой службе царь, долгое время воевавший, строго спрашивал и беспощадно бичевал вороватых из них. Поэтому многие дворяне, прикрепленные к гражданской и военной службе, превращались в хороших исполнителей воли императора.
Враги России во все времена демонизировали страну и ее лидеров. При демонтаже власти им была нужна Россия без россиян, которых всячески изводили агрессивными войнами с их горестными последствиями.
Взорванный войнами, революциями и контрреволюциями XX век чуть было не погасил Россию — и чужими до зубов вооруженными ордами, и своими пятыми колоннами внутри страны. Россияне выдержали все напасти — победил Русский дух, который постепенно превратился в Русский мир, у которого есть могучие созидательные перспективы на будущее с условиями серьезной корректировки системы управления многонационального Отечества и молодых поводырей-умников.
Германия в Первой мировой
Еще в 1905–1906 годах начальник германского Генерального штаба А. Шлиффен тщательно разработал стратегический план ведения войны, которую он считал неотвратимой.
До Первой мировой войны Германия была ведущей державой мира. Америка, Великобритания и Франция совместными усилиями сбросили Германию с этого пьедестала мирового лидера и сознательно превратили немецкий народ условиями Версальского договора 1919 года в сборище безработных и нищих рабов, которым было запрещено иметь свои промышленность, сельское хозяйство, армию и флот в довоенных масштабах.
Именно в аналогичные унизительные условия была поставлена США и Европой постсоветская Россия в девяностые годы, при правлении Ельцина и его соратников в малиновых пиджаках — при «семибанкирщине». Обманутый народ проклял «гаранта Конституции» еще при его жизни, а Россия стала за этот период страной непрофессионалов и ворья — новых властителей дум.
Но вернемся к Германии.
Прусский генерал-фельдмаршал, начальник германского Генерального штаба с 1891 по 1905 год Альфред фон Шлиффен исходил из того, что Германии для разгрома Третьей французской республики и Российской империи придется в будущем вести войну на два фронта. Пользуясь данными своей разведки, он считал, что России для проведения полной мобилизации и начала активных действий потребуется не менее шести недель. Шлиффен планировал за это время, используя фактор внезапности, разгромить пребывающую в благостном состоянии Францию, у которой была более мощная армия. А затем, собрав в кулак все силы, повернуть их на Восток. Опять захотелось германцам России.
К 1914 году новый начальник Полевого германского Генерального штаба Хельмут фон Мольтке, учитывая изменившуюся ситуацию в мире, решил модифицировать план своего предшественника. Все эти намерения рождались на фоне противоречий двух групп империалистических держав, соперничавших в борьбе за раздел и передел мира. Великобритания, привыкшая загребать жар чужими руками, понимала, что Германия к этому времени из отсталого государства превратилась в сильную державу, — и она стала к барьеру вселенской стрельбы в блоке с Францией и Россией. Второй военный союз составляли Германия, Австро-Венгрия и Италия.
Пока первый канцлер Германской империи, князь Отто Бисмарк (1815–1898) находился у власти с 1871 по 1890 год, он пытался не портить хороших отношений с великим восточным соседом, понимая, что их разрыв повлечет за собой скорое сближение России с Францией — союз, который возьмет Германскую империю в тиски или клещи.
Это он предупреждал горячие головы, что с Россией воевать бесполезно и экономически больно. Туда легко войти — трудно выбраться. На одной из пресс-конференций он загадочно для представителей прессы признался, что Россия располагает страшным секретным оружием.
— Каким? Вы можете нам здесь назвать его? — спросил обескураженный журналист.
Ответ последовал лаконичный:
— Территория!