Русь неодолимая. Меж крестом и оберегом

– Война – плохое дело. Воин моей сотни по имени Стрига говорит: «Война – беда, кровь пьет, смертями закусывает». Я вот тоже думаю уйти со службы, найти жену, завести детей, жить мирно. Вот если бы ты…

Мария покраснела, чтобы скрыть смущение, крикнула сыну:

– Живко, мелиссы не забудь нарвать! – Обернулась, посмотрела на Гилли, в карих глазах огонь: – Отец Живко болгарин, его Цветаном звали, он тоже хотел жить мирно.

Гилли отвернулся, посмотрел в сторону лагеря:

– Прости.

Подбежал Живко, вручил корзинку с травами. Гилли принял дар, протянул ладонь к темно-русым волосам мальчика. Живко отстранился, бросил неприветливый взгляд, побежал к дому. Гилли сунул руку за пазуху, вынул кошель с монетами, одну из них протянул Марии.

Женщина попятилась:

– Не надо.

Тонкие изящные пальцы Марии утонули в широкой ладони рыжеволосого воина.

– Тебе сына и отца кормить. – Гилли отпустил руку женщины, нагнулся, положил монету на землю. – Не хочешь брать от меня, возьми от земли.

Мария не шевельнулась.

Варяг пригладил волосы на затылке, сделал шаг в направлении лагеря, остановился, спросил:

– Можно я приду еще… за травой и корзинку принесу?

Мария отвернулась, тихо произнесла:

– Приходи.

Глава шестая

Русы пошли на них сокрушающей атакой.

Ибн-Мискавейх

Четыре дня подряд Гилли наведывался в дом старого Пантелеймона, вел долгие беседы с Марией, подружился с маленьким Живко. Боевой нож-скрамасакс, подаренный варягом, смягчил сердце мальчишки, и на третий день их знакомства сын Марии с улыбкой встретил воина базилевса в своем огороде. На исходе четвертого дня Гилли тайком покинул стан, предупредив об этом только Бакуню. Пришел под утро, невыспавшийся, но счастливый. К полудню снова пошел за травами к Марии и задержался дольше обычного. Бакуня подначил:

– Боюсь, в следующий раз нам и вовсе без травки снедать придется.

Гилли сунул вятичу корзину с травами, успокоил:

– Не придется. – На ухо шепнул, что сегодня вновь оставит сотню на его попечение.

Бакуня хотел пошутить по поводу тайных встреч с Марией, но строгий взгляд Гилли остановил его на полуслове.

Сотня быстро управилась с едой, приправленной душистыми травами, а на сытый живот и разговор идет. Первым поговорить потянуло Бакуню. Вятич лег в тени дерева, лениво произнес:

– Не жирно, не густо, но и в брюхе не пусто.

Ему ответил Стрига:

– Попил, поел – отдохни от дел.

Остальные молчали, после сытной еды полуденная дрема одолевала воинов. Чтобы привлечь внимание сотоварищей, Бакуня принялся рассказывать небылицы:

– А вот у нас, в земле вятской, коровы всю зиму спят, а весной телят родят.

– Ужель так? – спросил Стрига. – Это что же, и корма им зимой давать не надо?

– Не надо. Старики сказывают, обыкновенная корова с медведем слюбилась, от того греха и наша родилась. Потому и мех на ней длинный. Одно плохо: наших вятских коров в спячку ежедень переворачивать надо, чтобы пролежней не было.

Стрига усмехнулся:

– Мели языком, врать – не мякину жевать, не подавишься.

– Врать не устать, было б кому слушать. – Бакуня приподнялся на локте, повернул голову в сторону селения. – Гляди, комонные. Никак печенеги.

Воины обратили взоры на кочевников. Эти печенеги, так же как и они, были наемниками в войске базилевса. Конная полусотня приблизилась к колодцу у дома старика. На беду там оказалась Мария. Опасаясь незнакомцев, она взяла кувшин с водой и поспешила к дому. Один из всадников преградил ей путь. Мария хотела обойти, но печенег соскочил с коня, схватил за руку, вырвал кувшин. Пил жадно, проливая воду на грудь. Мария попятилась. Утолив жажду, печенег отбросил кувшин в сторону, похотливо улыбнулся, рванулся к женщине. Она побежала.

Гилли кинулся на выручку первым. Следом с секирой в руках бежал Никита. Ему на миг представилось, что кто-то может вот так же обойтись с его матерью, с родовичами. Он помнил, сколько горя приносили Руси печенеги, не забыл и о том, кто убил отца, да и сам отец, с рассказов матери, не давал в обиду слабых. Так он встал на защиту своей первой женщины, от которой у него родился сын Дементий. Никита старался идти его путем. За Никитой поспешали Бакуня и Стрига, их примеру последовала сотня, того и гляди поднимется вся тагма. Бежали быстро, да только кочевник оказался быстрее. Уже перед дверью он догнал жертву, рванул за ворот, ткань расползлась, обнажая белую спину женщины. Она закричала. Первым кочевника попытался остановить старик-отец, но кривая печенежская сабля снесла с плеч убеленную сединой голову бывалого воина. Не спас мать и сын Живко. Мальчик выбежал с ножом, подаренным ему Гилли, замахнулся… Клинок степняка развалил его напополам. Мария остановилась, бросилась к сыну. Жажда убийства затмила похотливые замыслы печенега, участь близких людей ждала и Марию, сабля кочевника взмыла вверх. Вмешался Гилли. Варяг отбросил печенега от женщины, выхватил меч. В схватку со степняками готовы были броситься и воины сотни, Гилли остановил:

– Не вмешивайтесь, я сам!