Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Волынским князьям требовалось время, чтобы собрать войска и силой утвердить свое превосходство. Однако теперь, после монгольского погрома, это сделать было очень и очень сложно. Даниилу приходилось лавировать. Он послал к Доброславу для переговоров «столника своего» Якова, который должен был договориться с галицким «держателем» полюбовно: Доброслав принимал Галич в лен из рук Даниила, но тот возвращал князю его доходы от продажи Коломыйской соли (верховья р. Прут). Договоренность практически была достигнута, но в последний момент выяснилось, что Доброслав уже самовольно распорядился Коломыей — отдал ее в держание (от своего имени) неким Лазорю Домажирцу и Ивору Молибожичу, которые «кланялись» ему как своему господину. На возмущенный вопрос Якова: «Как ты можешь без княжьего повеления раздавать волости, которыми повелевает только князь, выдавая их своим дворянам?!» («Како можеши бес повеления княжа отдати ю сима, яко величин князи держать сию Коломыю на роздавание оружьникомъ [т. е. служилым дворянам]»), — Доброслав только рассмеялся (

«он же усмеявься»)[579]. Вернувшись, Яков все рассказал Даниилу, но тот ничего поделать не мог, он выжидал. Как писал М. С. Грушевский, «Данило чув ще себе не досить сильним, аби взяти за роги сю боярську олїгархію»[580]. Вскоре ему подвернулся случай продемонстрировать свои властные полномочия.

Судя по всему, галицкие бояре не смогли самостоятельно повластвовать и более года. Уже зимой 1241–1242 гг. между новоявленными владетелями соседних областей, Галича и Перемышля, разгорелся конфликт, разрешать который они направились, как то и велит феодальное право, к своему сюзерену — Даниилу. Князь посмотрел на заносчивых подданных и, посоветовавшись с братом, арестовал их, восстановив прежнюю вертикаль власти[581]

.

* * *

Не всем жителям Галиции понравились эти действия Романовичей. Начали зреть заговоры, традиция которых вполне утвердилась за последнее десятилетие: появились желающие пригласить на княжение черниговскую династию. Ольговичи этому только способствовали.

Вернувшись из Польши, Михаил Всеволодович оставил без продолжения установившиеся накануне монгольского нашествия добрые отношения с Даниилом и Васильком. Он прошел Волынские земли, «не показа правды», и занял Киев, откуда послал Романовичам весть о своем вокняжению Подобный формат поведения, разумеется, не соответствовал тому, который ожидался галицко-волынскими князьями. Однако политическая ситуация теперь радикально изменилась по сравнению с летом 1240 г. Масштаб возможных вооруженных конфликтов между княжествами снизился чрезвычайно. Даже небольшая дружина теперь могла восприниматься как серьезная сила. Вокруг царствовали разор и смерть. Горстки людей укрывались в неприступных лесных дебрях и болотах. Править было некем, поэтому и статус владетеля того или иного города, точнее его руин, был малозначимым.

Непочтительные действия Михаила были не замечены Романовичами. Все оставалось в рамках приличия, которое, как мог, поддерживал и старший Ольгович. Вернувшись к Киеву, он поселился «под» сожженным и опустевшим городом «въ острове»[582]. Это соответствовало достигнутым в 1240 г. договоренностям с Даниилом: Михаил получил Киев и более не претендовал на Галич. Однако теперь у него подрос сын Ростислав (1223 г. рождения)[583], которому по воле отца должно было теперь владеть разоренным и небезопасным Черниговом. Надо полагать, молодого отпрыска это не устраивало, и он начал готовить план возвращения себе Галича.

Примерно весной 1242 г. Ростислав подговорил «Болоховских князей» и «остатокъ Галичанъ»

на совместные действия против только устанавливавшейся в Галиции власти Даниила. Лишь недавно были пленены Доброслав и Григорий Васильевич. Теперь по землям ездили специальные княжеские чиновники, призванные описать злоупотребления бояр за время их вольницы: «…исписати грабительства нечестивыхъ бояръ, утешити землю»[584]. Надо полагать, подобный документ готовился для публичного судилища над незаконными держателями из бояр. Аналогичную ситуацию можно было наблюдать в Англии в 1275 г., когда вступивший на трон Эдуард I проводил опись злоупотреблений баронов в период Гражданской войны (так называемые «Изыскания старьевщика», Ragman quest), после чего созвал парламент для вынесения приговора виновным.