Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в.

Судя по всему, часть монгольских войск должна была возвращаться через Галицию, что должно было насторожить местного властителя, заставить его прекратить погоню и отвести полки в укрытия. Однако, кроме как о прекращении погони, в летописи ничего не говорится. Напротив, сразу вслед за известием о спасении Ростислава сообщается о желании Даниила «уставить» («уставити», «установити») свою землю. С этой целью князь направился к городу Бакота и крепости Калиус на Днестре — русским поселениям, находившимся в зоне прохода монгольских туменов с Балкан в Половецкую степь. Причем рать, изгнавшая перед этим Ростислава из Галича, была распущена. Василько отъехал обратно во Владимир Волынский, а дворский Андрей с другой частью дружины был послан на занятие Перемышля, в котором укрылась часть сторонников Ольговичей (в частности галицкий епископ Артемий и Константин Рязанский[592]).

В следующей летописной статье говорится, что монголы гнались за Ростиславом, но тот бежал в Венгрию, где женился на дочери короля Белы, а Даниил в это время был в крепости Холм, и к нему прибыл «половчинъ его именемь Актаи», известивший о возвращении Батыя из Венгрии. Кроме того, Актай сообщил о том, что монголы направили на поиски Даниила отряд под командованием багатуров Маномана и Балая. После этого князь оставил Холм и отъехал к брату Васильку (вероятно, во Владимир) вместе с митрополитом (уже!) Кириллом,

«а Татарове воеваша до Володавы и по озерамъ много зла створше»[593].

Обращает на себя внимание схожесть известий двух вышеописанных статей. Создается впечатление, что перед нами — два варианта сообщения об одних и тех же событиях осени-зимы 1242 г., когда Ростислав действительно был изгнан из Галича и бежал в Венгрию, а Батый вернулся в Причерноморские степи. Однако это не совсем так. Во второй статье упоминается брак Ростислава и дочери короля Белы, состоявшийся не сразу после его бегства, а Кирилл назван митрополитом, что допустимо только после 1246/47 г. Причем и о монголах в первой статье говорится, что они только что «вышли» из Венгрии, а во второй, что «Батыи [уже] воротилъся есть изо Угоръ и отрядилъ есть на тя два богатыря»

[594]. Таким образом, даже если признать вторую статью более поздней и обобщающей больший промежуток времени, то описанные события все равно никак не могут переплетаться.

Последовательность произошедшего реконструируется таким образом. Осенью 1242 г. Даниил изгоняет из Галича Ростислава, погоню за которым прекращает после получения известия о возвращении монголов из Европы. Далее Романовичи приступают к срочному приготовлению укреплений для возможного столкновения с захватчиками. Для подготовки крепостей к предполагаемому вторжению Даниил едет на Днестр, Василько — к Владимиру, а дворский Андрей захватывает Перемышль. Монголы действительно проходят рядом, но нападений не предпринимают. Только задевают дружину обездоленного Ростислава. После того как зимой в начале 1243 г. Батый прибыл в Волго-Донское междуречье, он посылает в покоренные русские земли небольшие конные отряды, призванные сообщить местным властителям, что им следует прибыть в его ставку на поклон и уложение отношений[595]. Весть об этом застает Даниила в Холме, но князь уклоняется от встречи с монгольскими посланниками. Отряд Маномана и Балая, обескураженный поведением местного властителя, в озлоблении громит сельские поселения вплоть до Володавы в среднем течении Западного Буга.

* * *

Очевидно, что контакт между галицко-волынским князем и Батыем в 1243 г. установлен не был. В то время как Ярослав Суздальский направился на Нижнюю Волгу в монгольскую ставку, Даниил приглашение проигнорировал.

Так же, судя по всему, поступил и Михаил Всеволодович Киевский (Черниговский). Летопись сообщает, что как только он узнаёт о браке своего сына с дочерью короля Белы, то немедленно отправился («беже» = побежал) в Венгрию[596]. Подобные эксцентричные действия должны были быть связаны с некоей угрозой для него. О каких-либо акциях, направленных против Киева или Чернигова со стороны Даниила, мы не знаем. Скорее всего, эти разоренные области не интересовали волынцев, их заботил Галич, более удаленный от Половецкой степи («Комании»). Выходить к Днепру они не собирались, в противном случае летописец, панегирист Даниила Романовича, обязательно отметил бы это — претензии на древнерусскую столицу оставались явлением почетным и знаменательным, подчеркивающим величие и амбиции князя претендента. Ничего подобного мы не наблюдаем. Михаил просто бежит в Венгрию. Но в Венгрии его родной сын и новоиспеченный тесть «чести ему

[Михаилу] не створиста»[597]. Вскоре разгневанный («розгневався на сына») князь снова вернулся на Русь, на этот раз в Чернигов.