Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры

Вся эта очевидная на первый взгляд неразбериха приводит исследователей либо к пессимистическому выводу о том, что летописец, создававший свой свод — компиляцию из разных источников, не вполне справился со своей задачей и оказался не в состоянии создать стройную концепцию происхождения Руси и обнаружил даже «раздвоение» собственного самосознания (ср.: Живов 1998); либо к более «оптимистическому» выводу, согласно которому первоначально — в Начальном или даже предшествующем ему своде такая концепция содержалась и повествовала о славянском происхождении руси, если угодно — на Балтийском море рядом с чудью, а скорее в полянском Киеве, но злостный редактор-норманист вычеркнул эту концепцию, заменив ее захожей легендой о призвании варягов (Б. А. Рыбаков). Правда, и этот редактор, судя по всему, «не доработал», ибо оставил в летописи единственную фразу, которая призвана свидетельствовать о славянстве Руси: «поляне, яже ныне зовомая Русь».

В последние годы удалось разобраться в текстологической природе этой двойственности, когда русь помещалась одновременно за Варяжским морем и в Восточной Европе. Эта двойственность была задана начальными вопросами «Повести временных лет»: «откуду есть пошла Русская земля» и «откуду Русская земля стала есть», то есть о «генеалогическом» происхождении варяжской Руси (из-за моря) и о становлении Русской земли — государства в Восточной Европе. Здесь нельзя еще раз не вспомнить основателя научной российской историографии Г. Байера, указавшего на различие «генеалогического» и историко-географического методов историографического описания, и нельзя не отметить, что первый русский летописец различал эти методы.

Конечно, не русский летописец создал эти методы — он следовал общей традиции, восходящей к библейской историографии: в библейской «Таблице народов» потомки Сима, Хама и Иафета перечислены сначала в соответствии с генеалогическим родством, потом — в соответствии с расселением в Средиземноморье. В летописи, начинающейся с описания стран — «жребиев» потомков Ноя, эта система инвертирована: сначала говорится «в АфетовѢ же части сѢдят» разные народы, в том числе русь рядом с чудью, а затем «Афетово бо и то колено», где русь помещается уже среди варяжских народов (ПВЛ. С. 7–8). Заметим, что в «географическом» отношении здесь нет противоречий: ведь чудь (эстонцы) сидит на Варяжском море.

Перед летописцем стояла сложная историографическая задача по идентификации руси и славян — поиску их места среди народов мира. Они не могли быть упомянуты в Библии (если не отождествлять с русью «князя Рос» в греческом переводе Иезекииля, см. главу III.1), а в греческих хронографических источниках Начальной летописи, прежде всего в Хронике Георгия Амартола, ни для руси, ни для славян — новых «северных варваров» — не нашлось места в традиционном космографическом описании, географическом перечне провинций — областей, а не собственно народов. Летописец справился с этой задачей благодаря собственно славянскому моравскому источнику, который А. А. Шахматов (1940) назвал «Сказанием о преложении книг на словенский язык»: в этом источнике были перечислены славянские племена, которые оказались под властью франков-волохов на Дунае, где ныне, как замечал летописец, Угорская и Болгарская земля. Язык славянских племен был единым, хотя звались они по-разному — морава, чехи, ляхи, поляне. Мораве и были первым «преложены» книги, и так возникла славянская грамота — которая «есть в Руси и в болгарех дунайских», — комментирует свой источник летописец.

Далее следует повествование о миссии Константина и Мефодия к дунайским славянам, князья которых сами призвали себе учителей при императоре Михаиле III. Моравская миссия изображалась как продолжение апостольской миссии Павла и Андроника в Иллирике (в соответствии с апостольским преданием — Рим. XV, 19). Эти данные и послужили дальнейшей исторической конструкции летописца, ибо Иллирик бы упомянут среди других балканских провинций Иафетовой части в Хронике Амарто-ла. В описание этой части, заимствованное у Амартола, летописец и включает имя Словене, помещая его между Иллириком и Лухитией — областью вокруг Охрида (центра древнеславянской книжности) в северо-западной Македонии. Далее составитель летописи дополняет описание Иафетовой части перечнем народов Восточной, Северной и Западной Европы, дважды упоминая, как уже говорилось, русь — среди варягов на Севере и рядом с чудью на Востоке. Затем, в соответствии со структурой библейского повествования, говорится о строительстве Вавилонской башни и смешении 72 языков, среди которых оказываются «словени от племени Афетова», но летописная ремарка здесь же гласит: «нарци, еже суть словѢне» (см. главу I.1).