Русалия

- Но ты же сам сказал, что у него много дел. Для этого он и проснулся пораньше. Отпусти его, дорогой. Ведь он должен выполнить поручение Бога, скрытого в нем.

- Бог в жуке?! – круглым толстым смехом закатился Святослав. – Бог в жуке сидит?

Вокруг этих двоих, Богомила и Святослава, все так же оставались люди, и, верно, они как-то там двигались и что-то говорили… Но голоса их становились тоньше, а движения слабее, краски одежд – бледнее, они таяли, подобно утреней дымке над водой, а вместе с ними исчезали, растворяясь один в другом княжеский терем, семейные избы, мыльня, хлебня, деревья, облака.

- Да Бог, он ведь всюду, - радуясь тоже чему-то непонятному, все шире улыбался Богомил, - он и сверху, он и снизу, и справа, и слева, он и в жуке, и в тебе, и во мне, и в солнце, и в дыхании, и во всем, да.

Святослав на секунду задумался.

- Тогда его назад на завалинку надо посадить. Может, у него там дом.

- Да, дорогой, может, так.

И они пошли вместе, разрезая притихшую толпу, которую, казалось, и не различали.

- А это смешно, что Бог во мне сидит! – задирал на ходу большую лобастую голову Святослав, чтобы встретить глаза Богомила, смотревшегося рядом с ним горой.

- Конечно смешно, - соглашался с ним волхв. – Очень даже весело, я думаю.

- А где он там? – лукаво щурился малыш, поглаживая себя по животу и груди.

- Он в сердце.

- Там? – Святослав указал туда, где по его мнению находилось сердце.

- 

Ну… Да.

- А он там большой?

- Нет. Меньше, чем просяное зерно. Меньше даже, чем ядрышко просяного зерна. Но, если ты с

ним подружишься, он станет больше всего на свете.

- Больше, чем дом?

- Больше.

- Больше, чем речка?

- 

Больше.

- Больше… Больше, чем… небо?

- Да.

Святослав задумался.

- Так как же он тогда во мне поместится?

- Но ведь тогда и ты станешь таким же большим.

Они шли дальше, а оставленная толпа продолжала топтаться на месте, испытывая некоторое разочарование от отсутствия всех тех столь ценимых ею доспехов многозначительного события – страстных речей, ярких костюмов, малых подарков…

- 

А народ-то все ждет чего-то, - раздраженно шепнула Ольга подступившему к ней Свенельду, не

без усилия отклеивая свой взгляд от высокой плечистой фигуры Богомила, все еще видневшейся над толпой. – Видно, надо будет хлеба раздать…

З

аветная минута, мучительно долго манившая Ольгу, а в последние годы превратившаяся в воспаленную сердцевину всего ее существования, приближалась с каждым днем, с каждым часом. От неотвратимости этого многознаменательного события не просто захватывало дух, но чудилось будто утекающие минуты острыми жалами распарывают, взрезают кожу. Все лето было отдано бесконечным подготовлениям к победоносному походу, величия, огромности которого еще не знал мир. На все не хватало дней, не доставало и ночей. Составлялись и отсылались с посыльными письма. Из клетей тащили скрыни, погребцы, сундуки, в которых, переложенные кусками кожи водяной мыши ³²⁹¹, сохранялись самые драгоценные, надеваемые только в исключительных случаях наряды. Ведь Ольга намеревалась менять их не по одному разу на день. И с этим выходило немало хлопот, ведь помимо того, что нужно было выяснить, в той ли еще цене в Романии розовые перлы (появились слухи, что августы стремятся завести какие-то неслыханные голубые), мыслилось необходимым добавить на ожерелья и шапки, на рукава и башмаки еще самоцветов, расшить вошвы ³³⁰²верхних рубах, там, где нет, шелками и цветною пряжею, а где уж на них и места не найти меж вышитых листьев, трав и зверей, - все обвести поверху золотой ниткой. Переоснащались лодьи, расцвечивались киноварью и золотом их борта, шились новые паруса. Продумывались и собирались подарки для греческого царя и для первых лиц его алчной своры. При этом необходимо было оживить в памяти все известные греческие слова, и добавить к ним новых. А еще…

Но, разве, все это не было всего лишь бесконечными мелочами, что совокупно, хоть и составляло некоторую ценность в предпринятом деле, но осталось бы ничтожной чепуховиной, не трудись Ольга ежеминутно над самим существом того начинания: что же нужно сказать и сделать, чтобы не промахнуться. Ольга была уверена, что сплетенная в ее мозгу сеть безукоризненна.