Русалия

- И в Сирии, и в Сефараде. Всюду, где знают, что жизнь дается нам для удовольствий, используют все возможности, способные эти удовольствия приумножить и усилить. Вот прибывают люди с той стороны реки, хотят на киевских рынках торговать, - понятно, надо им на эту сторону перебраться. И как оно сейчас? То ли тот переправит, то ли этот, то ли о такой уплате сговорятся, то ли о другой, то ли вообще за спасибо. А надо над перевозами надзор завести. Чтобы с каждого человека, с каждой бочки яловичного сала, с каждого мешка гороха в княжескую казну отщипнуть. Тут чуть-чуть, там чуть-чуть, а, глядишь, и княгиня в новых нарядах ходит, и у князей мечи белые мурманские с мордами звериными бронзовыми, и еще осталось, что в Хазарию послать.

- Да ведь мы берем уже и с деревских трудников, и с дреговичей, и с радимичей… - начал было Святослав.

- Так ведь то они за свой спокой воздают, - вдруг обрел дар речи Сигурд. – А это за перевоз только, особливо.

- Это так. Это верно, - закивал большой красивой головой Свенельд. – Говори, Ефрем.

- Или, допустим, рынки тоже. Торгуют ведь кто как хочет, и никто за ними не смотрит.

- Да зачем же за ними смотреть? – вновь не удержался молодой князь.

- Как же?! – похоже, искренне изумился Ефрем. – Ведь и это может быть доходом. За всякое место плату взимать. А в других местах торговать запретить. Чтобы, значит, хитрость их сразу пресечь. А кроме того построить прямо на рыночной площади амбары, чтобы кто торгует, мог бы в них свой товар за такую-то и такую-то уплату оставить, а не таскал бы его каждый раз на гору с Подола, а то и вообще… за пять верст. Вот. А мы могли бы за всем этим следить. Если князья пожелают. И могли бы даже и потратиться на построение этих амбаров. И охрану бы им поставили. А там же можно было бы все товары взвешивать, и тоже не на даровщинку. А другие товары, которые не нужно взвешивать, стали бы измерять. Вот так вот можно богатеть…

- И это только малое… Кое-что, - сощурил глаза Ицхак, и его чувственные губы еще круглее вывернулись наружу.

Дивясь слышанному Святослав всматривался в эти лица, с непомерно увеличенными носами и ртами, и отмечал, что с каждым мгновением они становятся все отвратительнее и отвратительнее. Странно: еще совсем недавно ему было абсолютно все равно, какие там у них уши или бороды. Но вот человечьи свойства, глубоко презираемые русским миром, как то лихоимство, вымогательство, природное паразитство, точно по волшебству обретали внешнее выражение, будто обрастая плотью, видимой и, пожалуй, осязаемой. Так отвлеченность приобретала нос, глаза, явственные очертания тела, специфичность движений и даже конкретный запах.

- Ну как? – игриво воскликнул вождь старшей дружины.

- Мерзительно, - сказал Святослав, зевнул и поднялся с лавки. – Если совет будет, - против скажу.

И вышел не попрощавшись.

- Ну, это только один… Будут и другие, - недобрым взглядом провожая князя, цыкнул зубом Свенельд, но тут же весело и задорно подмигнул притихшим гостям, поднялся с места и принялся, как прежде, расхаживать по горнице, заложив руки за спину под шубу. – В нем, конечно, кровь самого праотца нашего. Да только молод. На большую брань дружину не водил. Славы пока не нашел. Так только… А вот княгиня, к примеру сказать, она будет предстательствовать перед советом о вас…

Вновь мертвое лицо Ольги кольнула проносящаяся подле жизнь. Видно, некогда неуемное самострастие, медленно издыхая вместе с угасанием рассудка, все еще отзывалось слабой судорогой на вовсе уж дерзкие наскоки посторонней воли. Княгиня недовольно скривила губы и попыталась для придания лицу надменности приподнять отяжелевший подбородок. Но ее воевода, проходя как раз мимо, как-то слишком нарочито шлепнул себя огромными пятернями по обтянутому лазоревым шелком весьма округлившемуся животу, определенно намекая на что-то, огладил его, со значением глядя на Ольгу, и страх сковал ее гордый порыв.

- Княгиня всегда готова поддержать хороших людей, - растягивал тонкие губы в улыбку Свенельд, и в этой безгубой улыбке становился похож на ящерицу. – Правда, Ольга? Да и от новых нарядов, как вы тут говорили, какая баба отвернется?

Распознал ли кто потаенное значение того разговора (настоящего, бессловесного) который только что совершился меж Ольгой и ее воеводой, а только пришельцы как-то приободрились, и Элиезер Хапуш наконец получил дар слова.

- Ну так я отцу скажу, что мы договорились?

- Но, дорогой Элиезер, - вновь потщились исправить неучтивость наследника главы киевского кагала Ицхак и Ефрем, - этот вопрос нельзя решить вдруг.

- Решить вот так сразу…

Но Элиезера, похоже, уже утомила эта тема.

- Как чувствует себя Эсфирь? – решил он наконец освободиться от возложенных на него обязанностей. – Можно ли повидать ее?