Русалия

Доселе во всех отношениях ласковая к Хозе удача впервые показала столь обычные для нее привереды. Однако тот вовсе не собирался сдаваться. Он старательно обдумывал свои дальнейшие шаги. Для того, чтобы остаться в Итиле и открыть какую-то свою торговлю, в чужом городе, в отсутствие хотя бы на первых порах некоторой поддержки, у него все-таки было слишком мало денег, тем более после весьма дорогостоящей водной прогулки с Лазарем. Хоза опоздал где-то на сто, а то и сто пятьдесят лет. Тогда его народ, отымавший у бестолковых хазар первоосновы их благоденствия, еще нуждался в увеличении численности единоплеменников. Но теперь все, что можно было отобрать, давно уже было отобрано, и делиться своим достатком никто с ним не собирался. Еще одно обнаружившееся неприятное обстоятельство понуждало юношу искать скорых решений, - здесь все стоило так дорого, что в Киеве, получалось, он жил, почитай, даром. Думы, одна удручающее другой, уж начинали туманить его мозг, когда сквозь их месиво вдруг протиснулась одна простая светлая мысль, - нужно пойти помыться.

У Хозы, конечно, были деньги для того, чтобы отправиться в бани. Но там необходимо было хоть на какое-то время под чьим-то ненадежным присмотром оставить одежду, начинка которой все еще оставалась существенной. Посему юноша избрал самое незатейливое решение: теплынь иссякающего лета подсказывала попросту воспользоваться рекой. Так он и сделал. Купил на рынке (громадностью своей напоминавшем еще один город) китайского пестрого мыла, источавшего острый запах имбиря, и отправился на берег одноименной с городом реки. Ему пришлось пройти изрядное расстояние, отыскивая место, которое, во-первых, было бы удалено от человеческого жилья, во-вторых, предоставляло широкий обзор и наконец располагало бы удобным песчаным пляжем. Миновав маленький лесок, состоявший из сотни ветел, под которыми земля была суха и гола, лишь кое-где оживленная кустами паслена с красными кистями ягод. За леском начиналась открытая местность, поросшая редкими кустами тамариска и ежевики. Кругом было тихо. Лишь откуда-то издалека доносился троекратный возглас удода, и еще какая-то мелкая тонкая птичка с короткой, но звонкой и задорной песней перелетала по пучкам тростника, повисая на верхушках стеблей. Хоза огляделся, - никого. Отошел еще дальше от ветел. Огляделся. Еще огляделся. И лишь тогда присел у колючего ежевичного куста, вырыл в песке яму в добрых два локтя глубиной, поднялся, оглядел все вокруг с особенной пристальностью, затем снял с себя одежду, свернул и уложил на дно ямы, забросал песком, песок прикрыл валявшимися подле ветками и сухой травой и тогда, прихватив с собой имбирное мыло, потопал к воде.

Удовольствие, которое нахлынуло на него вместе с животворящей свежестью воды, сравнимо было разве что со скользящим над рекой благоуханием неприступного пока райского Острова, в сопоставлении с которым запах китайского имбиря казался грубым и скучным. Тем не менее Хоза не забывал поглядывать на берег, где зарытый в песке дожидался залог его грядущей победы. Возможно, он отдал бы больше времени своему приятному занятию, но, оставляющая за собой волнистый след на воде плывущая змея нежданно напугала его. Непроизвольно вскрикнув он выскочил на берег. С наслаждением оглядел свое смугловатое тело, усыпанное крупными каплями, в каждой из которых трепетало крохотное солнце. Юноша направился к тому кусту…

Его тайник был разрыт. На дне ямы валялся башмак. Недалече еще один. И все. И никого вокруг. Ужас Хозы был так огромен, что действительность показалась ему просто вывернутой наизнанку: предметы близкие и дальние поменялись местами, потеряли объем, сделавшись плоскими и даже какими-то вогнутыми, их цвета то и дело менялись, и звуки усиливало невесть откуда взявшееся невозможно гулкое эхо. И никого вокруг… Выйдя из оцепенения Хоза бросился было к лесу, но не одолев и трети пути, вернулся, чтобы осмотреть кусты. Но что бы он ни делал, все его действия были совершенно бессмысленны, поскольку невероятное случилось, и не в его силах было что-либо изменить.

Так несколько часов кряду совершенно голый юноша метался по пустынному берегу, то ударяясь в какие-то бессмысленные действия, то, упадая духом, вдруг опускался на песок и, подтянув острые коленки под самый подбородок, таращился безумным взором в неразличимое им пространство.

Игривый женский смех, возникший где-то рядом, застал Хозу по колено бредущим в воде и что-то рассматривающим под ногами. Будь он не в столь бедственном состоянии духа, вероятно, юноша тут же укрылся бы за ближайшим кустом тростника. Но сейчас, путаясь в переменчивых осколках ос ыпавшейся в одночасье действительности, он невольно повернулся на звук и замер, уперев в смеющийся туман свое обильно политое слезами лицо.