Русская дива

Сам не отдавая себе отчета в том, куда он идет, Рубинчик двинулся в сторону Оби, к ресторану. Стая бродячих собак, худых, голубоглазых и похожих на волков, попалась ему навстречу. Они обнюхали его карманы, словно уличные грабители, и, не учуяв ничего съестного, побежали дальше по своим собачьим делам. Ресторан «Волна» был уже закрыт, возле его крыльца спала еще одна стая бездомных сибирских лаек, поджидая утренних поваров и охраняя эту «свою» территорию от пришлых собак. Рубинчик понял, что он опоздал, и уже собрался повернуть назад, когда от скрипа его шагов вдруг зашевелился какой-то серый сугроб и Рубинчик увидел, что это не сугроб вовсе, а несколько оленей гуртом спят на земле. Из центра этой груды высунулась фигура в оленьей малице с глухим капюшоном.

— Выпить хотса? — спросил капюшон с ненецким смягчающим акцентом.

— Хотца, — признался Рубинчик.

— Русский паспорт есть, однако?

— Есть…

— И теньги есть?

— Есть. А что у тебя, водка? — недоверчиво спросил Рубинчик.

— Моя вотка нету, однако, — сказал ненец, выбираясь из оленьей кучи. — Факторию пойдем, однако, Светка будить будем. Светка русский паспорт покажешь, вотка купишь, ненца Санко немножко тоже дашь, однако.

Рубинчик понял его промысел. По гениальному сталинскому закону о паспортном режиме все советские эскимосы — ненцы, ханты, чукчи, марийцы, а также все сельские жители страны не имели паспортов и, следовательно, вообще не могли покинуть ни свои колхозы, ни места своего проживания; без паспорта было невозможно ни получить койку в гостинице, ни снять жилье, ни даже купить авиабилет. А поскольку ненцев уже давно, еще до революции, споили русские купцы, скупая у них за бесценок, за бутылку водки, тюки норковых и соболиных мехов, советская власть изобрела оригинальную меру охраны этой вымирающей от алкоголизма, туберкулеза и сифилиса нации — всем магазинам было запрещено продавать ненцам спиртное, включая одеколон и технический денатурат.

Но ненец Санко, ночуя у ресторана и поставляя продавщице Светке страждущих ночных покупателей, сумел обхитрить закон. Через десять минут, заплатив сонной продавщице двойную цену, Рубинчик держал в руках полулитровую бутылку питьевого спирта и закуску — два соленых огурца и кусок ливерной колбасы.

О, великая обжигающая и оглушающая сила спирта! Утоляющая любую боль, страдания, страхи и печали наркозом забытья и вселенского наплевательства. Вдохновляющая на чистые слезы покаяния, безумную жертвенность, легкую смерть и бездумное убийство. Только глубоко страдающая, ущемленная и униженная душа может понять и принять твое магическое и врачующее благословение.

В ту ночь еврей Рубинчик и ненец Санко сообща приобщились к познанию глубинной сути вещей и духовной свободы под лозунгом «положить на все с прибором!» Они еще трижды будили продавщицу Свету, щедро делились с бродячими собаками ливерной колбасой и, потратив все командировочные Рубинчика, уснули под теплыми боками ездовых оленей Санко.

А утром, допив в аэропорту остатки четвертой бутылки питьевого спирта и получив от Санко на прощание в подарок кость моржового пениса, Рубинчик сел в самолет «Салехард — Москва». Здесь, на его счастье, не было знакомых ему стюардесс, и он смело долетел до Москвы.

Так Рубинчик с помощью ненца Санко открыл средство полной свободы от советской власти, милиции, КГБ и мудрой национальной политики КПСС. Теперь его защитой от любых обвинений в безнравственности будет простая, но самая святая в России причина — пьянство. Весь Салехард видел, как три первых дня командировки он не работал, ни у кого не брал интервью и вообще ничего не записывал в свои журналистские блокноты, а только — пьянствовал. И если на четвертый день этого запоя он — во хмелю, в беспамятстве, ничего не соображая от алкоголя, — действительно трахнул какую-то стюардессу, то какой с него, подзаборного пьяницы, спрос? И все его предыдущие похождения, если они известны КГБ и милиции, тоже результат его тайного порока — алкоголизма. Алкоголизма, который теперь подтвержден справками из вытрезвителя.

Да, тот самый алкоголизм, который еще недавно Рубинчик не понимал и презирал в русском народе, оказался, как он теперь открыл, универсальным и гениальным национальным изобретением русских — на него можно было списать и нелепый поход князя Олега на Константинополь, и групповые оргии на Итильском базаре, и века отрыва от мировой цивилизации, и пьяные выходки Петра, и убийство императора Павла, и взрыв на атомной подводной лодке, и гибель Гагарина, и антисемитизм уличных хулиганов, и вообще — все! Отнять у русских эту привилегию запоя не смогли ни цари, ни секретари коммунистической партии. «Водка стала шесть и восемь, все равно мы пить не бросим! Если станет двадцать пять — будем Кремль брать опять!» — поется в народной частушке, и никогда ни один кремлевский вождь не рискнет пренебречь этим предупреждением.