— Вот что, — сказал Рубель голосом, сиплым и почти неразборчивым от многих лет беспробудных пьянок и прочего невоздержания. — Наслышан я о тебе, девка, хоть и никогда не видал ни тебя, ни твоего дракона. Люди вовсю языками чешут. Только тут-то у нас, за Горбатым, драконов если и видали, то разве с сильного перепою. Но коли наш светлый князь себе блажь такую в голову забрал — для меня же лучше. Отошлю депешу светлому князю. Захочет он назад свою драконоборицу, так пущай золота отвалит столько, сколько ты весишь… вот в этой кольчуге, — и зыркнул на своего главного пса, уже примерившего обновку — да только она на нем болталась и свисала чуть не до колен. — Ты, я вижу, девка статная, пудов пять за тебя стребовать получится. И вот что! Чтоб не жаловался потом князь, будто я товар подпорченным продаю. Никогда не продавал никому Рубель подпорченного товара! Не обижали тебя? — Джаредина только молча качнула головой. — И не обидят. Слыхали, изуверы мои славные? Чтобы пальцем — ни-ни! Да тут и зариться-то особо не на что, много не потеряете. И не горюйте. Как отсыплет нам князь золотишка, лучшие шлюхи Семи Долин будут ваши. Ура!
— Ураааа! — согласно завопили изуверы, радуясь мудрости своего повелителя.
— А чтоб от искушения моих воинов удержать, — продолжал Рубель, — запру-ка я тебя хорошенько… Эй, Шук! Свободно ли подземелье нынче?
— Да никак нет, господин мой, там же с минувшей седмицы сидит хлыщик этот, сыночек владетеля Курбика. И еще парочка тех, кого раньше прихватили…
— А. Ну пусть тогда сидят. Ступай-ка ты, милая, в башню, как и положено красной девице. А ключ я себе заберу. Чтоб никому не досталась. И одежонку тебе дадут бабью, а то ж совсем срамота. Гляди, какой я добрый. Ну, пошла!
Башней оказалась пристройка к донжону, высившаяся над стеной развалюхи, которую владетель Рубель гордо именовал своим родовым замком. Когда-то давно тут, должно быть, располагалась келья местного звездочета, а может быть, голубятня. Клетушка была круглая, с покатыми стенами, сходившимися конусом под потолком, так, что лишь на небольшом пятачке Джаредина могла выпрямиться в полный рост. Дощатый пол застелили гнилой соломой, хорошо хоть, что ветер, дувший со всех щелей и с единственного окна, выдувал смрад и делал воздух хоть и холодным, но чистым. Джаредине кинули на пол тюфяк, дали кувшин с водой и еще один, для нужды, кинули сбитое в охапку женское платье. Очень кстати оно пришлось, потому что мужской костюм ее был весь измазан в грязи и изодран, да и чувствовала она себя в нем неловко. Как обрядилась в чистую сорочку, зашнуровала лиф, натянула юбку, сунула ноги в сабо — так сразу ей полегчало. Даром что все это было латаное и тесное, а все равно.
Переодевшись, Джаредина села на тюфяк и немного поплакала над своей злой и глупой судьбой. Потом утерла слезы ладонью, размазав по грязным щекам, и выглянула в окно. Земля была внизу, бесконечно далеко — так казалось еще и оттого, что под крепостной стеной простирался ров, а сразу за рвом начинался перевал и лес, топорщивший в сизое небо черные деревья. Погода испортилась, небо затянуло тучами, стал накрапывать мелкий кусачий дождь. Тяжко-тяжко вздохнула Джаредина, поежилась, руками обхватила зябнущие плечи, прикорнула в углу на тюфяке и от усталости, потрясения и слез задремала…
Долго ли спать ей пришлось — не знала. Снилось ей что-то, а что — не помнила, только тревожило оно ее, тяготило, тянуло куда-то, точно забыла что-то очень важное… И сквозь дрему слушала, как кто-то зовет ее, тихим, настойчивым голосом: «Девушка… эй, девушка… довольно спать, просыпайся…» Не понять было, то ли это тоже сон, то ли вправду кто-то ее разбудить пытается. Но только бормотание это дрему отогнало. Вздохнула Джаредина, приоткрыла глаза…
Да так и подскочила, едва не закричав в полный голос — аж зубами клацнула, только б удержать рванувшийся крик!
Потому что из узкого башенного оконца, заслоняя собою серое небо, на нее глядела драконья морда.
Это был он — она сразу его узнала. По иссиня-черной чешуе, мутно переливавшейся на дневном свету, по игре игольчатой зеленой гривы вокруг ушей, по глазам — круглым, золотым, с длинным зрачком, глядящим прямо ей в самое нутро, внимательно и с насмешкой. «Никак, я все еще сплю», — подумала Джаредина и ущипнула себя за кисть на всякий случай. В глазах прояснилось, только видение так и не пропало. Знай торчало себе в оконном проеме и ухмылялось недобро.
А потом сказало:
— Ну, здравствуй, девица! Спишь, как здоровый мужик, — не добудиться тебя.
Держась за стену, Джаредина встала на ноги. От близости драконьей морды тянуло жаром и странным терпким запахом — не звериным смрадом, а духом чего-то чуждого и непонятного, такого, что человеку знать не дано, да и незачем. Джаредина попятилась было, но тут же ткнулась спиной в холодные камни. Хотя бояться ей было нечего — оконце чересчур узкое, драконьей морде в него не протиснуться. Хотя пламенем дохнуть на нее он все равно бы смог…
Надо было спросить, чего ему надо, но вместо этого она услыхала собственный голос, охрипший со сна и оторопи: