Русская критика

Проблема нигилизма для современного культурного сознания чрезвычайно актуальна. Ведь именно «нигилизм» часто является мировоззренческим ядром тех, кто «борется за новое», кто «сбрасывает классиков с корабля современности», кто (что особенно заметно сегодня) цинично и глумливо называет свое культурное воровство «заимствованием» у классиков. Все эти «новые люди» в культуре как особый «революционный тип» стали известны давно, как давно были показаны их «приемы», «ценности» и подлинные цели. Одним из тех, кто бескомпромиссно и умно боролся с новым нигилистическим сознанием, был русский критик, публицист, философ — Николай Николаевич Страхов (1828–1896). Полагая его опыт актуальным и значительным для всех нас, я попытаюсь представить читателю некоторые существенные его размышления. Ведь, в сущности, Страхова у нас публика знает мало — основное его литературное и философское наследие не переиздано до сих пор.

1.

О нигилизме Николай Николаевич начал писать именно в те годы, когда он народился в отечественной культуре — в 1860-е годы XIX века. Тогда он вел полемику со страниц журнала Ф.М.Достоевского «Время» с популярными демократическими изданиями «Русское слово» и «Современник». Уже тогда он понимал нигилизм как определенное учение, и, одновременно, как одно из литературных направлений в текущей литературе. Он вернется к этой теме после убийства террористами императора Александра II 19 марта 1881 года. Страхов напишет свои страстные и ясные «Письма о нигилизме» и впервые напечатает их в московской газете И. С. Аксакова «Русь» (1881, № 23–25, 27).

Николай Николаевич, как и многие русские люди, был потрясен этим событием, понимая его как страшную веху в русской жизни. Он говорит о том, что теперь многие «напрягают все силы ума», чтобы понять источник

этого зла. Свои «Письма» и он посвятит этой главной проблеме — проблеме сущности нигилизма и источнику его зла.

Страхов напоминает, что покушения на царя совершались в течение пятнадцати лет, и «мы пятнадцать лет не могли поверить, что его можно убить…» (3, 51). И вот теперь самодержец убит, но, повторю, Страхов предупреждает, что «нас ожидают страшные, чудовищные бедствия, но что всего ужаснее — нельзя надеяться, чтобы эти бедствия образумили нас». Верность его человеческой интуиции, увы, подтвердила история. Но для Страхова всегда было ясно, что избежать чего-либо можно только одним путем — путем понимания природы явления. Он и посвятит этому пониманию причин и источнику зла нигилизма свои четыре «Пиcьма» — он пишет их в той исторической ситуации, когда можно было констатировать, что «политические преступления собственно не считаются преступлениями и караются как бы только из приличия» (3, 72).

Политическая и национальная вражда, считает критик, не была определяющей в этом чудовищном преступлении, корень зла он видит именно в нигилизме, для которого «всякое недовольство, всякая ненависть составляет» только «пищу»: «Если какой-нибудь ненавистник России дал денег или прислал бомбы для наших анархистов, то это значит только, что он стал слугою нигилизма, работает в его пользу, а не наоборот, не нигилизм ему служит» (3, 57).

Для Страхова «нигилизм» — явление духовной болезни. Кроме того, опорой здесь становятся прежде всего «отвлеченные мысли, призрачные желания, фантастические цели». Так думает критик потому, что наблюдая нигилизм в продолжении двух десятилетий, он понял, что нигилист ничем

не удовлетворяется: «Реальные желания можно удовлетворить, реальную ненависть можно отразить и обезоружить; но что сделать с фантастическою ненавистью, которая питается сама собою, над которой ничего реальное не имеет силы?» Нигилизм не удовлетворяется ничем, кроме полнейшего разрушения. Наш исторический опыт XX века, наш опыт террора в XXI веке только подтвердит сущностную точность страховских наблюдений.

«Нигилизм, — говорит Страхов-публицист, — это не простой грез, не простое злодейство; это и не политическое преступление, не так называемое революционное пламя. Поднимитесь, если можете, еще на одну ступень противлений законам души и совести; нигилизм — это грех трансцендентальный, это грех нечеловеческой гордости, обуявший в наши дни умы людей, это — чудовищное извращение души, при котором злодеяние является добродетелью, кровопролитие — благодеянием, разрушение — лучшим залогом жизни. Человек вообразил, что он полный владыка своей судьбы, что ему нужно поправить всемирную историю, что следует преобразовать душу человеческую… Это — безумие соблазнительное и глубокое, потому что под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему быть зверем и считать себя святым» (Выделено мной. — К.К.) (3, 61).