Русская литература для всех. От «Слова о полку Игореве» до Лермонтова

Книжники относились к предшествующей словесности так, как многие школьники и студенты – к научной литературе, по которой составляют рефераты. Они «списывали» у других летописцев, свободно использовали материалы по нужной теме, не задаваясь вопросами об авторе и его правах. Нужный им материал понимался как ничей и подвергался свободной обработке. Имя последнего составителя летописного или житийного «реферата» отменяло предшествующих авторов.

Метод и стиль древнерусской литературы иногда называют монументальным историзмом. Она, как мы уже говорили, посвящена исключительно истории, однако взятой в самых общих этикетных чертах. Памятник, монумент представляет собой обобщенный, символический образ, который снижают, разрушают конкретные детали.

То, что на основании источников исследует историк или литературовед, может вообразить поэт. Прочитаем монолог героя пушкинского «Бориса Годунова», летописца Пимена (его фрагмент уже цитировался ранее).

Еще одно, последнее сказанье —И летопись окончена моя,Исполнен долг, завещанный от БогаМне, грешному. Недаром многих лет

Свидетелем Господь меня поставилИ книжному искусству вразумил;Когда-нибудь монах трудолюбивыйНайдет мой труд усердный, безымянный,Засветит он, как я, свою лампаду —И, пыль веков от хартий отряхнув,Правдивые сказанья перепишет,

Да ведают потомки православныхЗемли родной минувшую судьбу,Своих царей великих поминаютЗа их труды, за славу, за добро —А за грехи, за темные деяньяСпасителя смиренно умоляют.

Пушкин замечательно воспроизводит практически все особенности мировоззрения, подхода к действительности средневекового книжника.

Летопись Пимен определяет как правдивые сказанья, то есть историю, рассказ о реальных событиях, лишенный вымысла.

Ее героями являются цари великие, труды которых оцениваются с нравственной точки зрения, с четким разделением и пониманием славы, добра и грехов, темных деяний.

Свой труд летописец воспринимает как долг, завещанный от Бога, но в то же время называет себя не творцом, а смиренным и грешным свидетелем. Он не претендует на индивидуальное авторство, спокойно предполагая, что его безымянный труд

когда-нибудь перепишет (что предполагает не простое копирование, а изменение) другой монах трудолюбивый.

И наконец, свою задачу он понимает как исторический урок, назидание, обращенное к будущим поколениям. «Да ведают потомки православных / Земли родной минувшую судьбу…»

Пушкин настолько точно воссоздает отсутствующую в древнерусской словесности психологию летописца, что для следующих поколений его Пимен стал таким же историческим персонажем, как реальные книжники. В стихотворении-песне А. А. Галича «Мы не хуже Горация» (1966) Несторы и Пимены упоминаются в одном ряду.

Повести Смутного времени: счастье-злочастие

С конца ХV века на Руси начинается переходная эпоха, растянувшаяся почти на два века. 1492 год (7000-й от Сотворения мира) ожидался как год апокалипсиса, конца света и Страшного суда. Когда предсказание не оправдалось, суд переносили на другие годы, содержащие страшные семерки: 1499 (7007), 1562 (7070), 1569 (7077).

Не ожидая всеобщего конца света, русская история шла своим драматическим путем. Радость от окончания татаро-монгольского ига сменяется ужасами правления Ивана Грозного, последовавшим вскоре Смутным временем, завершением которого было возведение на русский трон династии Романовых и медленное собирание и укрепление под их властью Московского государства.

Литература XVI – ХVII столетий тоже меняется. Наряду с религиозными появляются новые, светские жанры. Расширяется круг затрагиваемых тем. В ряде случаев на смену анонимным летописцам и составителям житий приходят индивидуальные авторы (хотя, как правило, историки знают о них очень мало, и в этом смысле они все-таки близки древнерусским книжникам, а не писателям Нового времени).