Русская литература XIX века. 1850-1870: учебное пособие

Нечто подобное неожиданно услышится в «Железной дороге». «Толпа мертвецов», напугавшая Ваню, поёт песню с удивительными словами: «Всё претерпели мы, божии ратники,/ Мирные дети труда!». Терпение здесь однозначно трактуется в христианском ключе – как духовное орудие. И лирический герой, призывая Ваню «не робеть за отчизну любезную», вдруг опять вспомнит о Боге: «Вынес достаточно русский народ, / Вынес и эту дорогу железную / Вынесет всё

, что Господь ни пошлёт!».

Подобные мотивы появятся в его лирике ещё как минимум дважды. Первый раз – в любовном стихотворении «Ночь. Успели мы всем насладиться» (1858). По его началу можно предположить, что оно будет посвящено интимнейшим признаниям. Но совершенно неожиданно оно вдруг превращается в молитву о тех, «кто всё терпит во имя Христа», и о тех, «кто бредёт по житейской дороге / В безрассветной, глубокой ночи, / Без понятья о праве, о Боге, / Как в подземной тюрьме без свечи…». Впрочем, стихотворение это всё равно воспринимается как любовное. Может быть, совместная молитва о страждущих и есть духовная вершина любви, связывающая людей крепче плотских наслаждений?

Второй раз – в описании старой церкви у могилы матери («Рыцарь на час», 1862). «Властительно пенье» церковного колокола в ночи. Оно успокоит больного, укрепит путника, заставит в полусне помолиться «заботливого пахаря». Но, главное, оно поможет герою по-новому оценить духовный подвиг матери – подвиг терпения и любви: «Всю ты жизнь прожила нелюбимая, / Всю ты жизнь прожила для других». Этот подвиг любви герой готовится повторить, но в финале ощущает слабость и малодушие.

Молитвенные интонации будут слышны в предсмертных стихах Некрасова: «Вступление к песням 1876—77 годов», «Молебен» (1876—77), «Чёрный день! Как нищий просит хлеба…» (1877), «Сон» (1877). Д.С. Мережковский называл Некрасова «верующим атеистом»: «В русской литературе нет ничего подобного: никто из русских писателей так не молился или, по крайней мере, так не жаждал молитвы. И то, что он думает одно, а чувствует другое, в Бога не верует, а молится, – не уменьшает, а увеличивает искренность чувства…»

Совершенно особое место в лирике Некрасова занимает любовная тема. Основу её составляет так называемый «панаевский цикл». Несмотря на свой относительно небольшой объём, он столь оригинален и по-новаторски дерзок, что B.C. Баевский посчитал его «одним из наиболее значительных во всей русской поэзии». Эти стихи посвящены гражданской жене поэта А.Я. Панаевой, мучительные отношения с которой продолжались почти 18 лет. Юридический муж Авдотьи Яковлевны был другом и компаньоном Некрасова по «Современнику». Классический любовный треугольник, несомненно, принёс много страданий и той и другой стороне. Возмездие же было по-античному роковым: оба ребёнка от этого незаконного брака умерли во младенчестве.

«Панаевский цикл» никогда не публиковался поэтом как единый текст, но тематическая связь этих стихов несомненна. Их первые строки воспринимаются как главы романа: «Если, мучимый страстью мятежной…» (47), «Ты всегда хороша несравненно» (47), «Я не люблю иронии твоей…» (50), «Да, наша жизнь текла мятежно…» (50), «Так это шутка? Милая моя…» (50), «Мы с тобой бестолковые люди…» (51), «О письма женщины, нам милой…» (52), «Тяжёлый крест достался ей на долю» (55), «Где твоё личико смуглое…» (55), «Как ты кротка, как ты послушна» (56).

Исследователю трудно устоять перед искушением распределить эти стихи в хронологическом порядке и проследить динамику столь неспокойного и драматичного романа. Но стоит отметить, что героиня этого типа родилась в поэзии Некрасова чуть раньше собственно «паиаевского цикла». Стихотворение, сделавшее его знаменитым – «Еду ли ночью по улице тёмной…» (1847), уже содержит в себе портрет сильной, отчаянной женщины, самостоятельно выбирающей себе нелёгкую судьбу и во многом ведущей за собой мужчину. Этот женский тип властно войдёт в творчество поэта на многие годы. Знаменитая «величавая славянка» из поэмы «Мороз Красный нос», благородная гордячка Трубецкая из «Русских женщин», Матрёна Тимофеевна из «Кому на Руси…» – силой духа и властностью напоминают смуглую инфернальницу интимных откровений Некрасова.