Русская Православная Церковь и Л. Н. Толстой. Конфликт глазами современников

Но существовала (и продолжает существовать) одна серьезная проблема: в своей книге В. Чертков пытается как-то объяснить те критические записи о нем Л. Н. Толстого, которые встречаются в дневнике последнего в 1910 г. В частности, такая попытка предпринимается им по поводу известной записи от 24 сентября 1910 г.: «От Черткова письмо с упреками и обличениями. Они разрывают меня на части. Иногда думается уйти от всех» (ПСС. Т. 58. С. 138). Чертков очень неубедительно объявляет, что «приведенное из дневничка Л[ьва] Н[иколаеви]ча замечание обо мне выражает лишь мимолетное настроение, вызванное недоразумением такого рода, какое иногда неизбежно проносится даже между самыми близкими друзьями, и притом – тем более естественным, что в то время мы были лишены возможности непосредственного личного общения»[861]. Кроме того, для подтверждения своей мысли он приводит обильную порцию цитат из других писем Толстого, где говорится о его, В. Черткова, значительной роли в жизни Л. Н. Толстого.

Здесь важен еще один момент: психологически довольно странное стремление создать благоприятный для современников и грядущих поколений образ самого себя. Некоторые эпизоды в этом стремлении крайне характерны, например просьба к М. В. Нестерову пририсовать на готовом уже портрете слезу для пущего умиления (незадолго до смерти) – черта актерства, которое продолжалось всю жизнь[862].

В связи с этим следует согласиться с выводами О. Е. Ершовой: в отношениях с любимым учеником проницательный писатель-психолог был побежден моралистом, который инстинктивно отворачивался от слабостей друга и закрывал на них глаза: «Под христианской любовью он понимал блаженно-умиленное состояние жалостливого сострадания. Все, что способствовало этому состоянию, Толстой считал благом; все, что нарушало его, – злом. Чертков с его преданным служением ему давал обильную пищу для такой любви, не раз вызывая у Толстого и умиление, и сострадание»[863]

. Этот справедливый вывод тем более поразителен на фоне замечания тетки писателя, А. А. Толстой, о молодом Толстом: «Он угадывал людей своим артистическим чутьем, и его оценка часто оказывалась верною до изумления»[864].

Выводы, сделанные по поводу автоапологии В. Г. Черткова, подтверждаются материалами его переписки с ближайшей участницей событий последних лет жизни писателя, его дочерью, А. Л. Толстой.

А. Л. Толстая и переписка с ней В. Г. Черткова

А. Л. Толстая (1884–1979) – младшая дочь Л. Н. Толстого, по всей видимости, самый близкий ему человек среди членов семьи после смерти другой его дочери, М. Л. Толстой. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что появилась на свет Александра Львовна в один из самых трагических моментов жизни своей семьи: это было в ночь на 18 июня 1884 г., когда Л. Н. Толстой покинул свой дом в Ясной Поляне. Вот как повествует об этом старшая сестра Александры Львовны Татьяна Львовна Толстая: «До сих пор вижу, как он удаляется по березовой аллее. И вижу мать, сидящую под деревьями у дома. Ее лицо искажено страданием. Широко раскрытыми глазами, мрачным, безжизненным взглядом смотрит она перед собою. Она должна была родить и уже чувствовала первые схватки. Было за полночь. Мой брат Илья пришел и бережно отвел ее до постели в ее комнату. К утру родилась сестра Александра»[865]. Современная психология достаточно категорично утверждает, что тяжелый стресс, перенесенный матерью накануне родов, не мог не сказаться на дочери, такие неблагоприятные обстоятельства должны были наложить свой отпечаток на характер А. Л. Толстой. Более того, есть сведения, что С. А. Толстая предпринимала попытки избавиться от двенадцатого ребенка с помощью аборта, но акушерка из Тулы не пошла на это преступление (об этом впоследствии рассказывала самой А. Л. Толстой ее кормилица)[866].