Действительно в 1920 г. размер продразверстки был резко повышен в отдельных губерниях, например, в Тамбовской вместо 18 млн. пудов зерна должна была сдать 27 млн.[3135]
В результате весной, отмечают эмигрантские историки М. Геллер и А. Некрич, у крестьян был конфискован даже семенной фонд[3136].Для Западной Сибири, осенью 1920 г., размеры продразверстки были определены в соответствии с объемами экспорта зерна из края в 1913 году. Много это или мало? Для сравнения план поставок 1916 г. был в два с лишним раза больше, он определялся из оценки всего совокупного довоенного производства товарного хлеба (внутреннего + экспорта). Но для разоренной войной страны 1920 г. продразверстка в объемах даже одного экспорта была действительно чрезмерна. Ответной реакцией крестьян стало Западно-Сибирское восстание 1921 г. — «крупнейшее выступление крестьян в годы Гражданской войны…, охватившее в середине февраля всю Тюменскую и большую часть Омской губернии, Курганский уезд Челябинской губернии, Камышловский и Шадринский уезды Екатеринбургской губернии и районы нижнего течения Оби»[3137]
.В Самарской области «Несмотря на скудный урожай 1920 года, было реквизировано 10 млн. пудов зерна. Взяли все резервы, даже семенной фонд будущего урожая. В январе 1921 года многим крестьянам было нечем кормиться. С февраля начала расти смертность… «Сегодня больше не идет речь о восстаниях, — сообщали из провинции, — Мы столкнулись с совершенно новым явлением: тысячные толпы голодных людей осаждают исполкомы Советов или комитеты партии. Молча, целыми днями, стоят и лежат они у дверей словно в ожидании чудесного появления кормежки. И нельзя разгонять эту толпу, где каждый день умирают десятки человек… Уже сейчас в Самарской губернии более 900 тысяч голодающих… Нет бунтов, а есть более сложные явления: тысячные голодные толпы осаждают уездисполком и терпеливо ждут. Никакие уговоры не действуют, многие тут же от истощения умирают»[3138]
.Этот и другие многочисленные факты, описывающие состоянии деревни в то время, приводит «Черная книга коммунизма»: «В Псковской губернии на продналог пойдет более 2/3 урожая. Четыре уезда восстали… В Новгородской губернии сбора продналога не выполним, несмотря на 25-процентное понижение ставок, из-за неурожая. В Рязанской и Тверской губерниях выполнение 100 % продналога обрекает крестьян на голод… В городе Новониколаевске Томской губернии развивается голод, и крестьяне для своего пропитания заготовляют на зиму траву и корни… Но все эти факты бледнеют рядом с сообщениями из Киевской губернии о массовых самоубийствах крестьян вследствие непосильности продналоговых ставок и конфискации оружия. Голод, постигший ряд районов, убивает в крестьянах всякие надежды на будущее»[3139]
.Можно было бы смягчить продразверстку, не проявили ли большевики здесь излишней жестокости?
Ответ на этот вопрос дает сравнение обеспеченности хлебом деревни и города: к голодающим относились районы с официально установленным еще царским правительством физиологическим минимумом 12 пудов хлеба с учетом картофеля на человека, однако в городах европейской России не было даже этого минимума (Таб. 21). Но и эти цифры не передают всего трагизма ситуации, поскольку, из-за расстройства транспорта и несовершенства только создаваемого заготовительно-распределительного аппарата, хлебные сборы и поставки, по разным местностям и месяцам, носили крайне неравномерный характер. В результате обеспеченность хлебами зачастую падала намного ниже средних показателей.
С 22 января 1920 г. были сокращены на треть хлебные рационы в Москве, Петрограде, Иваново-Вознесенске и Кронштадте… «С конца января до середины марта забастовки, митинги протеста, голодные марши, манифестации, захваты заводов и фабрик рабочими происходили ежедневно. Своего апогея они достигли в конце февраля — начале марта в обеих столицах»[3141]
. «Недовольство повсеместное. В рабочей среде ходят слухи о свержении ком[мунистической] власти. Люди голодают и не работают. Ожидаются крупномасштабные забастовки. Замечены брожения среди частей Московского гарнизона, которые могут в любое время выйти из-под контроля. Необходимы предохранительные меры»[3142].Большевики стояли перед выбором либо смерть городов, либо беспощадное изъятие хлеба в деревне. В «тот переход, который мы переживаем…, нужно разделить нужду и голод, чтобы ценой недоедания всех, — указывал Ленин, — были спасены те, без которых нельзя держать ни остатка фабрик, ни железных дорог, ни армии…»[3143]
.