Русская зима

Отец Алексей Серафиме очень помог тогда. Каждое воскресенье она приезжала к нему, отстаивала службу, потом разговаривала. Не исповедовалась, а именно разговаривала. Вроде абстрактные беседы, но они так укрепляли, и выпархивала из церкви она словно на крыльях.

Ничего в ее жизни тогда не поменялось, все те узлы, что навязали и она сама, и обстоятельства, и многие из окружавших ее людей, не распутались, но уныние, отчаяние, тревога, отступили. Как тени, когда включаешь яркий свет.

Надолго Серафиму не хватило. Наступило лето, появилось больше дел, поездки следовали одна за другой, и в церковь ездить она почти перестала. Ирина несколько раз звала с собой – у нее был свой автомобиль – Серафима согласилась раза два или три.

И вот теперь понадобилось снова туда поехать, просить отца Алексея…

Ирина, конечно, не отказала, правда, намекнула, что не очень-то это хорошо – церковь не МФЦ, куда можно приходить за какой-нибудь справкой.

– Да я понимаю, – говорила Серафима оправдывающимся тоном, – но вот так получилось. Может быть, снова приду к церкви…

Ирина в трубке вздохнула:

– Может быть, может быть… Я напишу батюшке, подготовлю. Дело, как я понимаю, непростое. Тем более вы живете без году неделя.

4

В воскресенье отправились на службу.

– Крестика-то у меня нет, – вдруг, перед самым выходом из квартиры – уже такси ждало – вспомнил Олег. – А креститься без него нельзя. Там неудобно покупать – вот, скажут, безбожника прижало.

Серафима дала свой запасной.

Отстояли службу, пропустили прихожан, у которых были вопросы к отцу Алексею. Потом, когда он остался один, подошли.

Он нравился Серафиме. Высокий, в очках. Взгляд и добрый, и твердый. И голос – вроде бы мягкий, чуть ли не сладковатый, но чувствуется в нем крепость, слышится убеждающая нота. Не давит, а настаивает.

– Рад видеть вас, Серафима. Каждую службу глазами ищу.

– Извините, отец Алексей. – Он никогда не поправлял – «Алексий». – Извините, виновата.

– Я и не прошу извинений. Вы ведь не для меня сюда приходите или не приходите. Не ко мне лично.

– Но сегодня как раз к вам, отец Алексий, – включился в разговор Олег, и произнес имя по церковному. – Стыдно, конечно, просить вас о помощи, тем более что я тоже христианин плохой… – Посмотрел на Серафиму. – И перед невестой стыдно.

– О, у вас дело к свадьбе?

– Да, заявление подали… Серафима, можно мы наедине. Честное слово, стыдно при тебе…

Отец Алексей не возразил; Серафима послушно отошла. Не почувствовала ни обиды, ни любопытства. Действительно, ему будет легче говорить без нее о своей прошлой жизни.

Ирина беседовала с пожилыми женщинами в платочках. Встревать в их кружок было неловко. Села на лавку возле дверей. Через минуту поймала себя на том, что смотрит на Олега и отца Алексея. Отвернулась, ждала…

Не в церквях, не во время умных бесед о Боге, а в том, что называется обыденностью, ежедневностью, Серафима встретила настоящую верующую, пожалуй, только раз. Это была соседка бабушки в Крутой Горке – баба Ната. Наверное, она Наталья по паспорту, но все вокруг называли Натой. Несчастья и испытания на нее сыпались постоянно, будто высшие или еще какие-то силы стремились сделать из нее человеконенавистницу. Серафима слышала о несчастной бабе Нате с детства от бабушки с дедушкой, от мамы с папой, соседей.

Когда-то у нее умерла дочь совсем еще ребенком, сын был психически нездоровым, муж долго болел раком, кричал, пытался выброситься из окна. И еще что-то происходило нехорошее, тяжелое… Однажды сын пропал, его искали несколько месяцев, обнаружили в какой-то секте. Или он сам вернулся из этой секты, но уже с женщиной, которая потом родила семерых детей. Им дали отдельную квартиру, правда, тут же, в Крутой Горке, когда никакой нормальной работы не было. Жили на детские пособия, на пенсию и подработку сына, на баб-Натину пенсию.

Потом жене, видимо, надоел муж-дурачок, и она обвинила его в том, что изнасиловал одного из сыновей. И хоть экспертиза этого не подтвердила, сына баб Наты отправили на лечение… Вскоре старшая внучка вышла замуж, родили ребенка, но так как содержать его не могли, отдали бабе Нате. И баба Ната лет в восемьдесят стала гулять с коляской, воспитывать правнука. Еще и соседям старалась помочь, даже тем, кто моложе.

Когда Серафима встречалась с ней – а приезжать к своей бабушке Раисе Афанасьевне старалась раза два-три в год, – спрашивала:

– Как дела, баб Нат?

И та, остановившись, крестилась куда-то в сторону Иртыша и отвечала:

– Слава Богу! Слава Богу! – Не механически, а именно славя Бога.

Может, она и на службу ходила нечасто, но была для Серафимы образцом христианки. Недостижимым, правда…

Отец Алексей и Олег подошли вместе. Серафима поднялась.

– Что ж, вижу – не блажь, – заговорил отец Алексей. – Надеюсь, не разбежитесь через полгода.

Серафима, как школьница младших классов, замотала головой. Заметила, и Олег мотает.