Русские мыслители

Не велика беда, что в дружеском кругу, описываемом Анненковым, чуть заметно веяло педантизмом — все равно, именно такие маленькие сообщества обычно кристаллизуются повсюду, где существует мыслящее меньшинство, исповедую­щее идеалы, которые напрочь отделяют его от окружающего мира. Подобные кружки стараются утвержда!ъ определен­ные понятия и мерила, нравственные и умственные, — по крайности, «среди своих». Этим-то и занимались русские интеллигенты между 1838 и 1848 годами. Они были непо­вторимыми в своем роде русскими людьми, не принадле­жавшими к некоему определенному классу общества — хотя лишь единицы выходили из простонародья. Интеллигентам просто надлежало рождаться в более-менее «порядочных» семьях, иначе надежды получить порядочное — подобное западному — образование имелось весьма немного.

Их дружеские отношения были по-настоящему свободны от буржуазной чопорности. Богатство не впечатляло их, а бедность не смущала. К служебным и прочим подобным успехам интеллигенты были вполне равнодушны. Старались даже избегать успехов такого рода. Только немногие из них преуспевали на житейских поприщах. Зато многие отправ­лялись в ссылку; многие служили университетскими пре­подавателями под неусыпным надзором царской полиции;

'П.В.Анненков. Замечательное десятилетие (1880). «Литературные вос­поминания», М., 1960; гл. 26, стр. 269-270.

многие за гроши занимались литературной поденщиной и переводами; кое-кто просто исчезал. Двое или трое поки­нули кружки, таких числили отступниками. Например, Михаил Катков, одаренный писатель и журналист, поначалу принадлежал к интеллигентскому движению, а затем перешел на сторону царской власти; Василий Боткин, близкий друг Белинского и Тургенева, начинал как философический чае­торговец, а с годами превратился в убежденного реакционера. Но эти случаи оставались единичными.

Тургенева изначально и впоследствии рассматривали как ни рыбу ни мясо, ни то ни се: человека, чье сердце звало его идти верной дорогой, человека, не чуждого идеалам, хорошо понимавшего, что значит просвещение, — и все же ненадежного. Разумеется, Тургенев резко возражал про­тив крепостного права; общепризнано: его «Записки охот­ника» оказали большее воздействие на русское общество, нежели любая иная книга, опубликованная в России ранее: «Записки» стали для русских примерно тем же, чем позднее сделалась для американцев «Хижина дяди Тома» — только «Записки», в отличие от «Хижины», суть произведение искус­ства, и гениальное произведение. В целом русские молодые радикалы глядели на Тургенева как на поборника верных принципов, на союзника и друга — к несчастью, слабого, переменчивого, склонного тешиться удовольствиями за счет убеждений, способного нежданно исчезать со сцены, а потом вяло извиняться перед товарищами, коих «бросил на произ­вол судьбы», — но все-таки «своего»: члена интеллигентской партии, человека «с нами, а не против нас» — хотя писатель нередко совершал поступки, заслуживавшие сурового това­рищеского порицания (в основном, благодаря злополучной любви к французской певице Полине Виардо: из-за нее Турге­нев оказывался вынужден потихоньку продавать свои рассказы и повести реакционным издательствам — отчаянно требова­лись деньги, хотя бы на постоянное место в театральной ложе, а передовые левые издатели прилично заплатить не могли). Конечно, друг нестойкий и ненадежный — и все же, несмот­ря ни на что, убежденный друг: человек и собрат!

Среди этих людей бытовало весьма педантическое ощуще­ние сплоченности, солидарности, рождавшее чувство истин­ного братства и общей цели — ничего подобного ни еди­ное из русских сообществ не ведало. Герцен, знакомившийся впоследствии с великим множеством знаменитостей, Герцен— взыскательный и, нетерпимый, сплошь и рядом излишне язвительный, а временами и цинический судья рода люд­ского, и Анненков, изрядно постранствовавший по Западной Европе, где также завел несметные знакомства с тогдашними светилами, — оба этих знатока души человеческой в более поздние годы признавали: нигде и никогда больше не встре­чали мы сообщества столь цивилизованного, задорного и свободомыслящего, столь просвещенного, непринужден­ного и дружелюбного; столь искреннего

и разумного, столь

одаренного и во всех отношениях привлекательного.

•

Германский романтизм в Петербурге и Москве

_К