Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

Целый день после описанной ночи Михаил Иванович плакал и скорбел. Трогательное прощание с матерью, к которой он привязался всеми силами своей души, холодный поцелуй брата и сердечное «прости» родных не выходило из его головы. Теперь, чем дальше от него с каждым часом удалялись родные дорогие ему лица, тем они ему казались дороже и милее. Предчувствие как бы ему подсказывало, что он их уже не увидит больше в этой жизни, и слезы не высыхали на его глазах. От настоящего мысль летела в страну новую, ему неведомую, и невольно сердце его сжималось от страха за будущее, где, увы, он не встретит никого из тех, кто мил и дорог ему, с кем доселе он делил и горе и радости своей двадцатидевятилетней жизни. Быстро промелькнули в его голове воспоминания детства со всеми мелкими шалостями и проступками, его первые годы жизни на коммерческом поприще – во всем этом периоде мало интересного и достойного того, чтобы можно было остановиться мыслию с приятностью на каком-нибудь факте. Но вот его мысль перебирает в прошлом его вступление в общество, его успехи в нем, когда Михаил Иванович стал настоящим молодым человеком, ухаживания за барышнями-красавицами, и эти воспоминания волной нахлынули к нему, овладели всем его молодым существом, полным страсти и огня, и подняли в его душе целую бурю страстных пожеланий, от которых он никак не мог освободиться. «Тут, по несчастию, до того овладела мною страсть и помыслы блудные, – замечает в дневнике о. Макарий, – что я просто страдал. Кажется, все мои бывшие интриги[18] живо представились моему воображению». Овладели молодым человеком тоска и упадок духа настолько, что все усилия победить свои страсти не увенчались успехом. Чтение душеспасительных книг было бессильно против страстных помыслов, которые не только не покидали молодого человека, но росли с неимоверною силою и делали дальнейшую борьбу со страстностью почти невозможной. «В Ромнах до того возросла во мне страсть, что я, – пишет о. Макарий, – кажется, рад бы был удовлетворить, но Евграф заметил мое смущение и часто говорил дерзкие слова, говорил и от Священного Писания. Мне стало легче, но все не проходило».

На пути в Киев, который был первым главным пунктом остановки в его паломнической поездке, он не преминул заехать в Коренную пустынь[19], чтобы помолиться Царице Небесной. В Киев Михаил Иванович прибыл 12 числа августа и остановился в лаврской гостинице, где, однако, по случаю предстоящего праздника, было такое большое стечение народа, что ему едва удалось найти комнату для приюта. Здесь же он встретился с 16 молодыми паломниками из Старого Оскола, несколькими днями раньше его прибывшими в Киев. Комнату для временного помещения нашел Михаилу Ивановичу екклесиарх Мелетий Антимонов.

Все церемониальные службы под праздник Успения в дневнике описываются обстоятельно и произвели на молодого паломника глубокое впечатление, но особенно умилительными показались ему два момента. «При церковной церемонии, многочисленности народа, ничего нет умилительнее, – пишет он о первом из них, – когда начинается 17 кафизма. Будто [бы] Сама Царица Небес снисходит с неба присутствовать с нами, грешными: тихо, тихо опускают святую икону и останавливается на средине царских врат». «Митрополита среди темноты провождали со свещами, – говорится там же о другом моменте. – Как умилительно в глухую полночь митрополит, при освещении свещь, шествует в свой покой после семичасового бдения!».

Прожил Михаил Иванович в Киеве до 24 числа августа, и за это время он успел сделать все, что необходимо было для благочестивого паломника: осмотрел все киевские святыни и помолился им, два раза приобщался Святых Таин, причем однажды «мерзкий и грешный он сподобился принять Их от рук митрополита Филарета, от которого потом получил и благословение на дорогу, исповедывался в Голосеве[20] у схимонаха Парфения

[21], «человека решительно живущего за гробом», который говорил Михаилу Ивановичу на прощание, что он «не останется на Афоне и вернется назад домой», и виделся с наместником лавры архимандритом Лаврентием, «ангелоподобным человеком», который благословил его образом Споручницы, дал несколько практических наставлений и снабдил его рекомендательным письмом в Иерусалим к иеромонаху Феофану[22]

.

1 сентября Михаил Иванович прибыл в Одессу, чтобы выхлопотать здесь заграничный паспорт и отсюда на пароходе ехать в Палестину. Но сверх ожидания ему пришлось прожить в этом городе гораздо дольше, чем он предполагал. Так как, по принятому правилу, в ту пору заграничный паспорт выхлопатывался для каждого отдельно из Петербурга, то сначала ушло много времени на эти хлопоты, а после оказалось, что спутнику Михаила Ивановича Евграфу разрешение на выезд не последовало, потому что в списке желающих выехать за границу имя его было пропущено. Ввиду сего Михаил Иванович с частной квартиры переехал на общую и устроился вместе с прочими 15 спутниками старооскольцами, направлявшимися на Афон.