Русские на Афоне. Очерк жизни и деятельности игумена священноархимандриата Макария (Сушкина)

В своем отношении Патриарх выражал, во-первых, глубокую скорбь о том, что, при всем его желании содействовать почтенному правительству во всех его нуждах, оно ему не доверяет, даже и после тех уверений, каковые им заявлены его величеству султану, а также и высокопоставленным членам Блистательной Порты; во-вторых, что правительство более доверяет клеветникам и наветникам, которые могут повредить государству и нанести ему какую-либо новую неприятность и, в-третьих, что он, объясняя правительству, вместе с тем просит оное уволить его от трудов и забот, которые при старости окружают его.

Подав это прошение, его святейшество, между прочим, приказал своему капу-кехаи (чиновник особых поручений в сношениях Патриархии с правительством) сказать министру иностранных дел конфиденциально, что «русские, живущие на Афоне, не пойдут с Афона, ибо они пришли жить на Афоне, но не где-либо в другом месте Турции, ибо у православных есть на это место особое воззрение, по святости оного, что свидетельствует само его название «Вертоград Панагии», живущим на котором даны Богоматерью особые обетования и запрещен вход для женщин, которые служат преткновением в другом месте, – что все и влечет с далекого севера на Афон благоговейных русских, оставляющих родину, звание, богатство и все близкое сердцу для того только, чтобы в этом далеком уголке приобрести себе душевное спасение. Вот что их увлекло на Афон, а не другие какие-либо цели, приписываемые им теперь клеветниками. Когда правительство вздумает им предписать выезд, то непременно они в свою очередь подадут протест в германское посольство, сказав, что они были в подданстве турецкого правительства собственно вследствие пребывания по религиозным целям на Афоне и не отрицаются от этого подданства, исполняя обязанности, возлагаемые правительством, но с сего дня они объявляют себя русскими подданными под покровительством германского посольства, которое, конечно, тотчас их примет и тогда пойдут с турецким правительством переписки и новые затруднения, могущие наделать много шума, а наше правительство и без того терпит много нападок». Министр принял к сведению сообщение Патриарха и обо всем сделал подробное донесение великому визирю. Был созван вторичный совет министров, который постановил оставить русских в покое, но назначить особого чиновника и послать его на военном пароходе, чтобы он исследовал истинное положение дел на месте, где живут русские, и дал правительству верные о нем сведения. К этому же, ввиду слухов о некоторых волнениях греков, присоединялось поручение присмотреться к поведению и афонских греческих монахов. Для выполнения настоящего поручения был избран правительством Зивер-бей, а со стороны Патриархии член синода митрополит Амвросий Хиосский, как член следственной комиссии православного вероисповедания[217]

.

Его святейшество Вселенский Патриарх, еще раньше, чем была наря жена эта комиссия правительством, послал на Святую Гору своего племянника митрополита Иоакима Дерконского экзархом и поручил ему собрать подробные сведения о живущих на Афоне с точным указанием отчества, звания, лет от роду и лет нахождения на Святой Горе, а также успокоить и прекратить те беспорядки и распри, какие в ту пору происходили в монастырях Ксенофском, Костамонитском и между Кропотамом и Симоно-Петром. Нелегко было экзарху уладить дела в монастырях греческих, но едва ли не труднее для него было добиться списков монашествующих лиц в каждом из афонских монастырей. Греки почему-то сочли это требование обидным для себя и медлили его выполнением, хотя требование экзарха о списках было разослано циркулярно по всем монастырям. Они даже жаловались на Патриархию Мустафе-паше, мутесарифу города Сереса (гражданскому губернатору), приехавшему на Афон на особом пароходе 19 июля в бытность его на Карее 28 июля. Здесь же греческие монахи не преминули выставить на вид, что Патриархия передала монастырь русским, чем ввела этот элемент в святогорское общество, которого они не желали, и самое требование списков считали не чем иным, как желанием Патриархии защитить русских афонских монахов. Паша на это ответил жалующимся: «правительство, имея в виду русских, не упускает из виду смотреть и на другие элементы Святой Горы. Правительство в данном случае сделало особую честь Святой Горе, что потребовало списки не чрез светского чиновника, а чрез Великую Церковь, потому что чиновник за такое упорное неисполнение давно бы многих арестовал, а экзарх, как человек духовный, снисходит этим наружным беспорядкам». Но и после этого внушения греки упорно отказывались от подачи списков через экзарха[218] в Великую Церковь и представили их лишь через солунского пашу, чем страшно обидели Патриарха Иоакима II.