Читаем Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века полностью

Основным источником о жизни наших студентов в Гёттингене традиционно считаются замечательные дневники и письма Александра Тургенева[424]. Помимо них, определенные свидетельства накоплены и о пребывании здесь его друга, рано погибшего в войне с Наполеоном талантливого филолога, публициста и поэта, Андрея Сергеевича Кайсарова

[425]. Однако немаловажными для понимания именно учебной стороны поездки, отношений гёттингенских ученых и русских студентов являются и обнаруженные нами в фондах Российской государственной библиотеки письма другого спутника Тургенева, Алексея Михайловича Гусятникова, которые тот направлял в Москву к своему учителю, бывшему гёттингенскому питомцу, а затем профессору Московского университета И. А. Гейму[426]
.

Студент Московского университета Алексей Гусятников — отпрыск семьи богатейших московских купцов, «именитых граждан», породнившихся с графами Орловыми и влившихся в культурную жизнь дворянской Москвы конца XVIII — начала XIX вв.[427], приехал в Гёттинген несколько раньше остальной группы москвичей, 1 июля (н. ст.) 1802 г. В отличие от своих товарищей, он прибыл сюда с уже определившимися научными пристрастиями, хотя многие его спутники, оправляясь в Германию, не имели перед собой строго очерченной учебной программы и не ставили перед своими занятиями какой-либо ясной цели. Для Александра Тургенева, например, побудительной причиной была, прежде всего, воля батюшки, желание набраться знаний, посмотреть людей, а также прикоснуться к любимому им миру немецкого романтизма. Яншин и Пилецкий также были отправлены на средства отца первого из них, богатого откупщика, а петербуржец Фрейганг следовал приказу князя А. Б. Куракина, в канцелярии которого служил. Потом, впрочем, настроения юношей изменялись: атмосфера Гёттингена невольно пристрастила их к учебе, и тот же Тургенев через год начал всерьез задумываться о научной карьере.

Интерес же Гусятникова определился сразу: он приехал изучать древние языки под руководством знаменитого профессора X. Г. Гейне. В том, как объяснял Гусятников цель своих занятий, видится отпечаток более общего суждения, своего рода культурного манифеста, с которым происходила новая научная встреча России и западного просвещения: «мы должны иметь европейское образование, чтобы лучше понимать собственную страну». Гусятников хотел получить классическое образование, освоить греческую словесность, но движимый именно «уважением к своему родному языку», поскольку, как он считал, «вся первоначальная культура России произошла из греческих земель»[428]. Немецкие профессора, конечно, одобрили его намерения.

Как же принимают Гусятникова, а затем и его товарищей в ученой среде Гёттингена? Его письма содержат множество бытовых подробностей обустройства в небольшом городке. В первый же день приезда он нашел квартиру из двух комнат во втором этаже дома на одной из центральных улиц и трактир, где условился каждый день обедать за умеренную плату. Предоставивший комнаты владелец дома снабжал студентов сахаром, кофе и прочими необходимыми вещами и вообще «был известен как самый дешевый и услужливый купец», так что университетские профессора немало обрадовались, узнав, что Гусятников смог у него поселиться. Едва приведя себя в порядок, студент отправился делать визиты. Благодаря рекомендациям, которыми снабдил юношу в Москве И. А. Гейм, его ласково приняли почти все влиятельные гёттингенские профессора, и прежде всего Христиан Готглиб Гейне.

О личности этого ученого необходимо здесь особо сказать несколько слов. В ряду новых веяний немецкой науки XVIII века классическая филология переживала свое возрождение. Были найдены новые методы разработки наследия античных авторов, вполне соответствующие эстетике эпохи Просвещения. Именно Гейне вместе со своим предшественником И. М. Гесснером первыми поставили в научных трудах и преподавании античности на первый план не мертвую ученость, подражание, а живое, творческое общение с классическими писателями как высшими образцами искусства, всегда актуальными, помогающими развить понимание и вкус к прекрасному в литературе[429]. Вместо лекционных толкований канонических текстов Гейне впервые ввел филологические семинары — прообраз нынешних занятий древними языками.

Известность Гейне как университетского профессора и знатока античной культуры к началу XIX века была поистине европейской. По словам того же Гусятникова, с тех пор как Гейне был избран иностранным членом Парижской академии наук, даже во Франции «разрешены вкус и пристрастие к Гёттингену». «Во всех остальных науках у них самих есть знаменитые ученые, учебой у которых они пользуются, но что касается классической литературы и эстетических красот науки о древностях, то здесь и для них Гейне единственный, особенно из-за приложения его исследований к произведениям искусства, вывезенным из Италии»[430]. Как пылко замечал Александр Тургенев, «Отечество Гейне не Германия, а вся просвещенная Европа. Он гражданин мира, а не одного Гёттингена»[431].

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia historica

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Блаженные похабы
Блаженные похабы

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЕдва ли не самый знаменитый русский храм, что стоит на Красной площади в Москве, мало кому известен под своим официальным именем – Покрова на Рву. Зато весь мир знает другое его название – собор Василия Блаженного.А чем, собственно, прославился этот святой? Как гласит его житие, он разгуливал голый, буянил на рынках, задирал прохожих, кидался камнями в дома набожных людей, насылал смерть, а однажды расколол камнем чудотворную икону. Разве подобное поведение типично для святых? Конечно, если они – юродивые. Недаром тех же людей на Руси называли ещё «похабами».Самый факт, что при разговоре о древнем и весьма специфическом виде православной святости русские могут без кавычек и дополнительных пояснений употреблять слово своего современного языка, чрезвычайно показателен. Явление это укорененное, важное, – но не осмысленное культурологически.О юродстве много писали в благочестивом ключе, но до сих пор в мировой гуманитарной науке не существовало монографических исследований, где «похабство» рассматривалось бы как феномен культурной антропологии. Данная книга – первая.

С. А.  Иванов , Сергей Аркадьевич Иванов

Православие / Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Первые студенты из России появились по крайней мере на 50 лет раньше основания первого российского университета и учились за рубежом, прежде всего в Германии. Об их учебе там, последующей судьбе, вкладе в русскую науку и культуру рассказывает эта книга, написанная на основе широкого круга источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Подробно описаны ученая среда немецких университетов XVIII — первой половины XIX в. и ее взаимосвязи с Россией. Автор уделяет внимание как выдающимся русским общественным и государственным деятелям, учившимся в немецких университетах, так и прежде мало изученным представителям русского студенчества. В книге приводятся исчерпывающие статистические сведения о русских студентах в Германии, а также их биобиблиографический указатель.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
АНТИ-Стариков
АНТИ-Стариков

Николай Стариков, который позиционирует себя в качестве писателя, публициста, экономиста и политического деятеля, в 2005-м написал свой первый программный труд «Кто убил Российскую империю? Главная тайна XX века». Позже, в развитие темы, была выпущена целая серия книг автора. Потом он организовал общественное движение «Профсоюз граждан России», выросшее в Партию Великое Отечество (ПВО).Петр Балаев, долгие годы проработавший замначальника Владивостокской таможни по правоохранительной деятельности, считает, что «продолжение активной жизни этого персонажа на политической арене неизбежно приведёт к компрометации всего патриотического движения».Автор, вступивший в полемику с Н. Стариковым, говорит: «Надеюсь, у меня получилось убедительно показать, что популярная среди сторонников лидера ПВО «правда» об Октябрьской революции 1917 года, как о результате англосаксонского заговора, является чепухой, выдуманной человеком, не только не знающим истории, но и не способным даже более-менее правдиво обосновать свою ложь». Какие аргументы приводит П. Балаев в доказательство своих слов — вы сможете узнать, прочитав его книгу.

Петр Григорьевич Балаев

Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука