Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Эти высказывания Шлёцера тем более льстили самолюбию наших студентов, поскольку отношение профессора к германским государствам было весьма критическим. Касаясь современных политических предметов, он часто мог остро обличать какого-нибудь немецкого властителя — корыстолюбца, предающего интересы своего княжества ради собственного обогащения. Россия увлекала Шлёцера именно как великая европейская держава. Сравнивая ее с наполеоновской Францией, он говорил: «Между тем, как необузданная Франция предписывает законы почти всей Европе, пусть осмелится она хоть малейшую нанести обиду всемогущей, но не употребляющей во зло своего могущества России и нарушительница всеобщего покоя претерпит должное наказание… Они одни только держат равновесие в Европе. Та и другая сильны; но могущество одной благословляют, а другой проклинают»[439]. (Опасения ученого вполне оправдались, когда летом 1803 г. французы без боя заняли ганноверские владения и Гёттинген, к счастью, не нарушив жизнь университета.)

Общение русских студентов со Шлёцером не ограничивалось только часами лекций: так, профессор, заметив интерес Александра Тургенева к истории, сразу же пригласил ходить к нему по вечерам и спрашивать истолкования любых трудных мест его курса. Студенты замечали, как особенно расцветал Шлёцер в домашнем общении: о его России профессор мог говорить часами. Нескольких лет, проведенных в Петербурге, ему хватило, чтобы каждого нового русского встречать словами: «Вы наполовину мой земляк!». Завязав добрые отношения с Тургеневым, Шлёцер прислал ему неизвестно откуда взявшуюся русскую икру, а свидетельство о прослушанных лекциях, составлявшееся обычно по-латыни в строгой форме, написал потом для него по-русски[440]

. Количество раз, когда Тургенев был у Шлёцера, — в гостях, на ужине, званном вечере и проч., — судя по дневнику, не поддается счету. Чуть реже, но также регулярно посещал Шлёцера и Гусятников. Конец семестрового курса лекций Шлёцера осенью 1803 г. его русские слушатели отметили бурной овацией и криками: «Да здравствует!».

Случались во взаимоотношениях Шлёцера с русскими студентами и курьезные истории, об одной из которых рассказывает в своем письме Гусятников. Мартын Пилецкий (в будущем — инспектор Царскосельского лицея, печально известный своим столкновением с юным Пушкиным), уроженец г. Чугуева на Слободской Украине, служил до приезда в Гёттинген казачьим унтер-офицером. Когда, представляясь Шлёцеру, Пилецкий упомянул об этом, тот «отпрыгнул на десять шагов назад и поднял руки вверх». Причиной такой, естественно, преувеличенной в описании комичной реакции было «предубеждение, господствующее в Германии против казацкого народа» (можно вспомнить, какое «увлечение» казаками вскоре затем прокатилось по Германии да и вообще по всей Европе в период заграничных походов русской армии 1813–1814 гг.!). Шлёцер же завершил сцену обращенными к Пилецкому словами: «Вы — желанный гость, и тем более, поскольку в состоянии это предубеждение опровергнуть делом», и обещал ему всяческую помощь. Вскоре после этого знакомства привести к ним «казака», чтобы предложить ему свои услуги, просили у русских студентов и другие гёттингенские профессора [441].

Вообще же, раскрывая свои лучшие душевные качества в общении с русскими студентами, почти достигший семидесятилетия Шлёцер вел себя с ними как отец, опекал, поддерживал в трудные минуты. Например, именно он передал Александру Тургеневу письмо, в котором сообщалось о смерти в Москве его старшего брата Андрея. Гусятников пишет, что во время его болезни зимой 1804–1805 гг. Шлёцер навещал его несколько раз, а когда тому пришло время покинуть Гёттинген, «прощался со мной по моем выезде с такой нежностью, как только с сыном своим прощаться может»[442].

Близкие, доверительные отношения русских студентов со Шлёцером благоприятствовали успехам их научных занятий под его руководством. А. С. Кайсаров, в 1810 г. ставший профессором русского языка и литературы в Дерптском университете, а в период Отечественной войны вступивший в ополчение и безвременно погибший в 1813 г. в боях на территории Саксонии, занялся в Гёттингене под прямым влиянием Шлёцера изучением древней русской истории, а также фольклора славян. В 1804 г. им здесь было опубликовано на немецком языке сочинение «Опыт изучения славянской мифологии» [443]

. Работа посвящена Шлёцеру, «dem unsterblichen Wiederhersteller des unsterblichen Nestor» (букв. — «бессмертному восстановителю бессмертного Нестора») и представляет собой словарь славянских божеств с указанием источников и мест употребления соответствующих названий. Следуя методике Шлёцера, Кайсаров широко использует различные источники, относящиеся как к восточным, так и к западным славянам (включая славянские реликты на территории немецких земель). Он подвергает резкой критике сомнительные этимологии и сближения, впрочем не избегая и сам некоторых натяжек, особенно в попытках выстроить пантеон славянских богов по аналогии с древнеримским[444].