Читаем Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века полностью

После встреч с Гейне Гусятников оставил интересное описание его внешности: «Я нашел его, — пишет он Гейму, — довольно живым, и по крайней мере не таким безобразным, как Вы мне говорили. Может быть, это произошло потому, что я привык связывать представление о безобразии с чем-то зловещим, а в нем же напротив заметил искреннее добродушие. Особенно очень он

мил, когда в своем круглом парике и белом фраке легкой походкой прохаживается сквозь ряды слушателей, собравшихся у его кафедры»[432]
.

Добавим к этому, что многие годы Гейне был бессменным секретарем Гёттингенского ученого общества и издателем его трудов, а также служил директором университетской библиотеки (его помощником там перед отъездом в Россию был И. А. Гейм). По общему мнению, переданному Гусятниковым, устройство библиотеки Гёттингенского университета, как внутреннее, так и внешнее, «превзойти невозможно», и в этом была изрядная заслуга немецкого ученого. Посетивший библиотеку в июле 1801 г. И. В. Гёте записал в своем дневнике: «Здесь ощущаешь себя словно в присутствии огромного капитала, который бесшумно приносит неисчислимые проценты»[433]. Особое отношение к книгам гёттингенской библиотеки и тем уникальным возможностям, которые она предоставляла для научной работы, было характерно и для учившихся у Гейне русских студентов.

Во время учебы Гусятникова в Гёттингене Гейне был его главным наставником, разработал для него план посещения лекций, рекомендовал учителей для частных занятий. Отношения Гейне к его русским ученикам были очень теплыми. Такой же отклик Гусятников нашел и у другого гёттингенского профессора, Иоганна Готтлиба (Теофила) Буле, с которым условился частным образом заниматься греческим языком. Буле расспрашивал о жизни в Москве своего дяди по матери И. А. Гейма, о нравах москвичей, а в одну из первых встреч повел Гусятникова на прогулку вокруг города по валу, чтобы показать ботанический сад и другие зеленые уголки Гёттингена. Вообще, Гусятников «нашел в нем очень приятного человека, в высшей степени скромного, умного и предусмотрительного в разговоре». Интерес же Буле к Москве, как показали дальнейшие события, оказался далеко не праздным.

Похожим образом обустраивались в Гёттингене и другие русские студенты. Так, Александр Тургенев, прибывший несколько позже Гусятникова, в середине сентября, тоже начал знакомство с городом с визитов к «знатнейшим профессорам»: Гейне, Пюттеру, Блуменбаху, Геерену, Шлёцеру, Мартенсу и отметил, что «они все отменно ласково принимают чужестранцев, особливо русских». 9 октября (н. ст.) 1802 г. он был принят в студенты университета, о чем с гордостью писал родителям: «Можно уже поздравить меня с званием академического гражданина; третьего дня получил я диплом и законы, и обещался Проректору наблюдать в точности все в них предписанное. Я заплатил 5 талеров, половину только того, что обыкновенно берется с дворянина, для того, что я уже учился в Московском университете». Хотя лекции еще не начинались, Тургенев по врученному ему каталогу сам намечает план занятий, который потом пошлет отцу. Более пяти лекций ему брать не советовали, «потому что на каждую должно час повторения — это составит 10 часов в день, да еще дома учиться по-английски — для этого с повторением нужно также два часа. Всего составит 12 часов в сутки». И о том, что такие усердные занятия — не преувеличение, свидетельствует признание Тургенева спустя месяц, что ему «сперва трудно очень показалось сидеть по крайней мере 12 часов в день, но чем больше занимаешься, тем больше находишь удовольствия в этом»[434]

.

Направление занятий Александра Тургенева определялось его общим интересом к истории. Он слушал профессоров Буле (логику и метафизику), Шлёцера («историю северных государств и наиболее Российской империи»), Геерена («европейскую историю разных областей»), Мартенса («историю важнейших переворотов в Европе 1б столетия») и Бутервека (эстетику и литературу). Кроме того, об интересе Тургенева к естествознанию свидетельствовало его желание слушать лекции Блуменбаха по натуральной истории (еще в Москве он переводил его учебник на русский язык) и по физиологии растений у Гофмана (последний был директором Гёттингенского ботанического сада). Многие из этих курсов посещали и другие русские студенты (за исключением медиков Воинова и Двигубского, которые учились отдельно), так что, чтобы лучше организовать усвоение пройденного материала Тургенев «уговорился с другими собираться и говорить между собою о том, что мы в эту неделю слушали на лекциях». Тогда же он близко сдружился со своими товарищами: с Гусятниковым, который, по его мнению, «совершенно посвятил себя учению и наиболее древностям»; с Фрейгангом, «добрым и умным молодым человеком, желающим, также как и я, учиться — а не просто вояжировать с пустотою в сердце»[435].

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia historica

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Блаженные похабы
Блаженные похабы

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЕдва ли не самый знаменитый русский храм, что стоит на Красной площади в Москве, мало кому известен под своим официальным именем – Покрова на Рву. Зато весь мир знает другое его название – собор Василия Блаженного.А чем, собственно, прославился этот святой? Как гласит его житие, он разгуливал голый, буянил на рынках, задирал прохожих, кидался камнями в дома набожных людей, насылал смерть, а однажды расколол камнем чудотворную икону. Разве подобное поведение типично для святых? Конечно, если они – юродивые. Недаром тех же людей на Руси называли ещё «похабами».Самый факт, что при разговоре о древнем и весьма специфическом виде православной святости русские могут без кавычек и дополнительных пояснений употреблять слово своего современного языка, чрезвычайно показателен. Явление это укорененное, важное, – но не осмысленное культурологически.О юродстве много писали в благочестивом ключе, но до сих пор в мировой гуманитарной науке не существовало монографических исследований, где «похабство» рассматривалось бы как феномен культурной антропологии. Данная книга – первая.

С. А.  Иванов , Сергей Аркадьевич Иванов

Православие / Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Первые студенты из России появились по крайней мере на 50 лет раньше основания первого российского университета и учились за рубежом, прежде всего в Германии. Об их учебе там, последующей судьбе, вкладе в русскую науку и культуру рассказывает эта книга, написанная на основе широкого круга источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Подробно описаны ученая среда немецких университетов XVIII — первой половины XIX в. и ее взаимосвязи с Россией. Автор уделяет внимание как выдающимся русским общественным и государственным деятелям, учившимся в немецких университетах, так и прежде мало изученным представителям русского студенчества. В книге приводятся исчерпывающие статистические сведения о русских студентах в Германии, а также их биобиблиографический указатель.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
АНТИ-Стариков
АНТИ-Стариков

Николай Стариков, который позиционирует себя в качестве писателя, публициста, экономиста и политического деятеля, в 2005-м написал свой первый программный труд «Кто убил Российскую империю? Главная тайна XX века». Позже, в развитие темы, была выпущена целая серия книг автора. Потом он организовал общественное движение «Профсоюз граждан России», выросшее в Партию Великое Отечество (ПВО).Петр Балаев, долгие годы проработавший замначальника Владивостокской таможни по правоохранительной деятельности, считает, что «продолжение активной жизни этого персонажа на политической арене неизбежно приведёт к компрометации всего патриотического движения».Автор, вступивший в полемику с Н. Стариковым, говорит: «Надеюсь, у меня получилось убедительно показать, что популярная среди сторонников лидера ПВО «правда» об Октябрьской революции 1917 года, как о результате англосаксонского заговора, является чепухой, выдуманной человеком, не только не знающим истории, но и не способным даже более-менее правдиво обосновать свою ложь». Какие аргументы приводит П. Балаев в доказательство своих слов — вы сможете узнать, прочитав его книгу.

Петр Григорьевич Балаев

Альтернативные науки и научные теории / История / Образование и наука