Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Покопавшись в фильмографии Майка Фиггиса, я обнаружил, что два его ранних фильма я даже и смотрел, на видео: «Штормовой понедельник» и «Внутреннее дело», но какого-то особенного впечатления не осталось; думаю, потому, что не было установки на Фиггиса, сейчас я буду смотреть их по-другому. Сразу в нем не разберешься: внешне эти его фильмы достаточно традиционны, сделаны в жанре гангстерской драмы. Между тем Майк Фиггис - художник-символист (в широком, а не узком - историко-эстетическом - смысле понятия). Смотрел, естественно, и нашумевший, то есть сделавший кассу, «Покидая Лас-Вегас». Тут та же история: зритель ловится на крючок вроде бы понятного сюжета: алкоголик и проститутка, хорошие люди; американцы, надо полагать, уверенно ожидали хэппи-эндинга. Фильм производил впечатление уцененного Достоевского и этим раздражал; но - остался в памяти, не отпускал, заставлял думать о себе. Как-то не хотелось сразу понимать, что это Христос и Магдалина: уж очень много Лас-Вегаса было, а это ведь Вавилон, а не Иерусалим. Это фильм компромиссный, рассчитанный на специфическую американскую аудиторию и на успех. И успех был - три Оскара, в том числе за лучшую режиссуру. Но Майк Фиггис остался собой; вернее сказать, стал собой, несмотря на соблазны Вавилона.

Фиггис адекватно сказался в фильме, название которого в переводе звучит неуклюже: «Утрата половой невинности»; я бы назвал его по-русски «Грехопадение». Несколько сюжетных линий спроецированы на библейский миф об утерянном Рае. Адам и Ева даны как архетипический фон. Истина мифа иронически приемлется: женщина как источник греха и гибели. Иронически ли? - вот главный вопрос. Как сказали бы в старину (допустим, Бердяев), у Майка Фиггиса ощутимо мучение о поле. У него нет платонического окрыляющего Эроса. И решение жгучей тайны он находит на путях Диониса: открывает для себя древнейший миф.

После Ницше именами древних богов - Аполлона и Диониса - принято называть два сущностных начала в человеке. Аполлон - бог формы, света, строя, явленной красоты, разумного миропорядка. Дионис - начало энергийное, темное, ночное, бог внеразумных, доразумных глубин, хтонической, подземной бездны. Сейчас бы мы сказали (и говорим): сознание и бессознательное; во втором случае следует Фрейду предпочесть Юнга и говорить о коллективном бессознательном: это и есть Дионис. Миф Диониса - об умирающем и воскресающем боге; Дионис делает безумными своих служителей-оргионов, они умерщвляют и пожирают его - и тем самым приобщаются ему, то есть коллективно его воскрешают, оргийно им становятся. Оргия в первоначальном смысле - коллективное, хоровое, соборное богослужение, совершаемое не жрецом, а всеми его, богослужения, участниками. Человек, приобщившийся Дионису, выходит за грани своего индивидуального существования, как бы умирает и тем самым обретает высшую, космическую жизнь. Как сказал великий знаток темы Вячеслав Иванов, в Дионисе мир становится «я», а «я» становится миром. И - едва ли не главнейшее - культ Диониса, религия Диониса изначально были преимущественно женскими.

Отвлечемся на время от Майка Фиггиса - чтобы лучше его понять. И сейчас дадим слово самому Иванову; цитируем из его работ «Существо трагедии» и «Эллинская религия страдающего бога»:

...Аполлон есть начало единства... сущность его - монада, тогда как Дионис знаменует собою начало множественности (что и изображается в мифе, как страдание бога страдающего, растерзанного)...

Если естественным символом единства является монада, то символ разделения в единстве, как источника всякой множественности, был издавна подсказан учением пифагорийцев: это - двоица, или диада. Итак, монаде Аполлона противостоит дионисийская диада, - как мужескому началу противостоит начало женское, также издревле знаменуемое в противоположность «единице мужа» числом 2.

Дионис, как известно, - бог женщин по преимуществу, - дитя, ими лелеемое, их жених, демон, исполняющий их своим присутствием, вдохновением, могуществом, то блаженным, то мучительным безумием избытка, - предмет их жажды, восторгов, поклонения - и, наконец, их жертва.

Из культа Диониса, как это стало ясно после Ницше, возникла древнегреческая трагедия.

Диктор:

Трагедия же, по своей природе, происхождению и имени, есть искусство Дионисово, простое видоизменение дионисийского богослужебного обряда, -продолжает Иванов. - (...)Женщина осталась главною выразительницею глубочайшей идеи трагедии, потому что изначала Дионисово действо было делом женщины, выявлением ее сокровенных глубин и неизреченных душевных тайн. Олицетворение трагедии на античных изображениях - менада-Трагедия, или же муза-менада, Мельпомена. Женщина, исступленная своим «жен безумящим богом», принесла религиозной мысли и художественному творчеству откровение диады; и мудрецы древности не ошиблись, прозрев в диаде начало женское.