Русский ад. Книга первая

В этом бою советская армия окончательно разбила вражескую армию. После этой победы в стране началась перестройка. Теперь Ленин был не враг народа, а его друг. Стали привозить пищу, открыли новые заводы, и стали появляться новые постройки. Однажды вечером, как обычно он это делает, Ленин хотел сесть в свою машину, а потом поехать домой. Только Владимир Ильич открыл дверь машины, как раздался выстрел. Пуля настигла Владимира Ильича Ленина и попала в сонную артерию. Ленин помер. На месте выстрела оказалась только слепая старушка, которая не сопротивлялась. Ее поймали и расстреляли.

После смерти Ленину поставили памятники. Самого похоронили на Красной площади в Мавзолее, где он лежит каждый день. Ленина тщательно охраняют, пускают в Мавзолей только, чтобы посмотреть на него.

Сейчас Ленин почти весь состоит из протеза. Когда на него падает свет, то кажется, что он светится изнутри. Надеюсь, что в будущем его похоронят, как человека. Он лежит как манекен, и все на него смотрят, он тоже человек, как и мы. Пусть же его похоронят, как подобает, а не как манекена».

«Все-таки она трогательная, – подумала Ева. – О мертвом протезе хлопочет…»

На самом деле Алька нравилась Еве все больше и больше.

– А ты знаешь, – допытывалась Ева, – что Ленин в Мавзолее лежит, потому что его заколдовала злая фея? Если Ленина поцеловать – проклятие спадет и СССР вернется?

– Да ну-у?.. – изумлялась Алька.

Она всегда верила тому, что ей говорили…

Сегодня Алька снова (в который раз!) заставила себя ждать. Часа на полтора опоздала, если не больше.

– Плохо выглядишь! – оценила Ева. – С бодуна?

Алька разозлилась:

– С детства.

Она долго снимала сапоги, шубу, плюхнулась в кресло и сразу, с разбега, стала ругать Сергея Иннокентьевича.

– Ненавижу мужиков с усами, но без бороды! Ощущение, будто у тебя чья-то п… во рту…

– Чай, кофе, кокаин? – предложила Ева.

– Ничего не хочу, – зевнула Алька.

Ева добивалась от Альки щенячьей преданности. Не то сбублит, не ровен час! А Альке, понятное дело, осточертел депутатский педокоммунизм: Сергей Иннокентьевич заставлял Альку ходить перед ним в детских трусиках, гольфах и пионерском галстуке на голой груди.

Битва за потенцию Сергея Иннокентьевича напоминала борьбу за выживание в экстремальных условиях!

– Вошь под кумачом! – кричала Алька. – Я «охотница», а не колдунья!

Ева успокаивала, как могла:

– Мы и не такое терпели…

Алька была готова расплакаться.

– Сволочь зюгановская, – рыдала она.

Если бы Алька хоть что-то умела, она бы не стала, наверное, охотницей. Например – писать стихи, сочинять музыку, рисовать! В том-то и дело, что она ничего неумела. Вообще ничего. Ни-че-го-шеньки!

А как жить? На что? Улицу подметать?

Алька очень красиво смотрелась в кресле: эффектные ноги, дорогие колготки в сеточку, дорогой маникюр…

– Девушка, от вас так приятно пахнет… – улыбалась Ева. – Что вы пили сегодня?.. Виски? Коктейль?..

Излив душу, Алька чуть-чуть успокоилась:

– Подкалываешь?

Она достала сигарету. Ева не выносила чужой табачный дым и вдруг взорвалась:

– Сидишь, сука? Сигареткой чавкаешь? Что ж, – не обессудь, заинька, волчий билет я тебе все-таки выпишу! Дай срок, нигде ты, заинька, не приткнешься, слово даю! Москва – маленький город. Он тебя принял, он тебя и опустит, во какая жопия тебя ждет!

Чтобы в Москве, овца, свое мнение иметь – надо сильным человеком быть, в чужой дом входить бесшумно! Ты в Москве сейчас для самоудовлетворения. А мне нужно… нам, – поправилась Ева, – чтобы ты, милая, любого мужика за грудки брала и до смерти не выпускала, его хобот – «это не ежик, не уколешься»!

– Ой! – Алька сжалась в комочек, она была хорошей актрисой.

– Что «ой»?

– Не ори… Запью!