– Я, камбала, тебе профессора подгоню! – обрадовала Ева. – Из самого умного института. Профессор тебя политике научит. Главное, чтобы ты всех врагов России в лицо знала! И ненавидела. Как еврей свинину. Главное, Америку надо ненавидеть, кто ненавидит Америку, тот патриот. А на экзамен, девка, я вместе с тобой пойду. Там, где дядьки… взрослые срут друг на друга по идейному признаку, там всегда ангел нужен. Вот ты и спустишься…
– С небес!
– Ага! Интересно все сейчас получается… Помнишь, фильм был, комсомольцы в поезде Остапа Бендера поймами? Гитаристы там… песни в купе орали… Слушай, – на его чемодан с денежкой они ж как на тротил глядели! Во время было!
– Дураков хватало, – согласилась Алька. – Сейчас больше. Там еще папик лысый… телку в ресторан водил?
– Киса Воробьянинов, – кивнула Ева. – Только если ьакие, как Киса, стучали в дверь к девочкам ручкой, девочки дверь никогда не открывали: значит, он, сука, без подарка пришел.
– А ты что? Уже мне экзамен устроила? – насторожимся Алька. – Не рано? Делать больше нечего? Слушай, – если бы мужики знали, чем занимаются бабы, когда одни остаются, на них бы сроду никто не женился: факт!
– Ладно, – отрезала Ева, – хватит, Алька, понты колотить! Готовься, короче, к новому счастью. Калым, дорогая, за тебя уже внесен…
20
– Иля, вставай! Началось, сынок…
Ильхам спал в гостиной, на старом протертом диване. Она была в английском духе, эта гостиная, много торшеров, абажуров, но диван стоял всегда у окна, на солнце, плотно придвинутый к шторам.
Ильхам, с его ростом, еле втискивался на этот диван, а ноги он обычно закидывал на подлокотник.
Здесь, на Апшероне, в километре отсюда был дом отдыха КГБ, но, в отличие от Севы, он почти его не помнил – был маленький. Мама, Зарифа-ханум, этот дом не любила, Гейдар Алиевич – с утра до ночи на работе, ему было как-то все равно, где он живет, зато Ильхам дом отдыха КГБ обожал, особенно террасу и балкон на втором этаже.
Хотя тесновато, конечно: у Севы была отдельная кроватка, а Ильхам спал всегда с нянечкой, тетей Ниной, бок о бок. Он боялся темноты, лунного света и боялся ветров; тетя Нина от Ильхама не отходила, но однажды Сева поймала тетю Нину за руку – на воровстве.
У нее был интимный друг, Николай Акимович, плотницких дел мастер; тетя Нина все время его подкармливала – он любил бутерброды с колбасой, оставленные для Севы и Ильхама.
– Дети накормлены? – строго спрашивает Зарифа-ханум.
– Досыта… – докладывает тетя Нина, а Сева тут как тут:
– Мама, няня отдала нашу еду Николаю Акимовичу…
Тетя Нина обомлела:
– Она врет!
– Это вы врете! – спокойно возражала Сева.
Если Ильхам по характеру в мать, то Сева – в отца.
– Иля, вставай, вставай… – Гейдар Алиевич теребил его за плечо; внешне Гейдар Алиевич был вроде бы спокоен, но его выдавали глаза. Он будил Ильхама, но как бы не видел его, был весь в себе, в своих мыслях.
Который час? Шесть? Семь?
Ильхам очень плохо спал этой ночью. Он никак не мог устроиться на этом диване, потом заснул, неудачно во сне повернулся и чуть не упал. Гейдар Алиевич не сразу догадался, почему Ильхам примчался вдруг вчера вечером, Гейдар Алиевич отправлял его обратно, в город, к семье, но Ильхам не уехал и спать пошел в гостиную: в Баку неспокойно, черт его знает, кому можно сейчас верить, кому нельзя, а у Гейдара Алиевича после этого странного инфаркта больное сердце.
Рядом – ни одного родного человека, только Бяйляр.
Бяйляр – отличный парень, племянник Гейдара Алиевича (у Президента Азерабайджана только сейчас появилась наконец серьезная охрана), Бяйляр как сын Гейдару Алиевичу – Как сын, но он не сын, поэтому Ильхам до утра нетался на даче.
– Вставай, вставай, – Гейдар Алиевич был в майке и спортивных штанах. – Избит генпрокурор. Джавадовы вздрючили, сынок, Особую полицию. И захватили ночью Генпрокуратуру.
– Переворот, выходит, – Ильхам сразу проснулся. – черные полковники идут?..
– В полный рост, сволочи! Намик уверен – они не остановятся.
Не так давно Намик Абасов возглавил министерство национальной безопасности.
– А где он сам?
На рабочем месте… Не сиди, Иля, времени нет.
– Пап, а ты куда собрался, извини… конечно…
– На работу.
– С ума сошел? – Ильхам натягивал брюки.
– В президентский аппарат.
– Соседям звони. Пусть… слово скажут… и дело сделают! Эдуарду позвони…
– У тебя две минуты, сын.
Алиев вдруг улыбнулся и вышел.
Никогда, никогда Гейдар Алиевич не бывал так красив, как в минуты опасности. В нем сразу появлялась такая теплота, такая легкость, вмиг куда-то девались поза, державное начало (в нем всегда был виден лидер) и сразу пропадала та интонация, к которой все давным-давно привыкли – интонация государственного деятеля.
Зарифа-ханум была старше Гейдара Алиевича на несколько дней, точнее – почти на две недели; он родился 10 мая, а Зарифа-ханум чуть раньше, 28 апреля.