Русский ад. Книга первая

– Твои линии говорят о том, что ладони надо мыть хоти бы раз в день! И сама ты как беляш с вокзала: горячая, сочная и опасная…

Алька знала, что Ева – девушка с кругозором. Да еще и с опытом: за плечами Евы четыре миллионера. Только какие это нервы – каждый миллионер! Один, кстати, редким жлобом оказался, пакетик с чаем по пять раз заваривал, так даже чаинки, слушайте, всплывали, чтобы посмотреть на этого жлоба!

На нервной почве у Евы возникли проблемы со щитовидкой, врачи говорили, что скоро она станет похожа на Надежду Крупскую, жить ей нужно у моря обязательно; наслаждаться покоем… – какое море, какой покой, Господи, с этой шпаной: Ева не любила подопечных, никого, кроме Альки, девочки дружно не любили Еву, но как им сейчас друг без друга, – как?..

– Ну, овцы, отвечайте! Задница – половой орган или просто задний? – спрашивала Ева.

Она очень любила устраивать «овцам» экзамен.

Девочки переглядывались, Ева ставила их в тупик.

– Вроде да… – неуверенно протянула Алька.

– Молодец! – похвалила Ева. – Не знаешь, что сказать – никогда не молчи. Золотое правило блондинки: не знаешь, что сказать, – улыбнись, незаметно поправь (чтоб все видели) бретельки лифчика или сразу придумай шутку:

– Молодой человек, научите меня завязывать галстук! Я пятерых мужиков уже задушила…

Им бы молиться на Еву, крысам, но они же толком ничего не умеют, Ева пока что больше в них вкладывает, чем получает в ответ, хотя на этом фоне Алька сверкает, как бриллиант.

Она нужна строго как рабочая лошадь. А к шорам на глазах полагаются удила и кнут. – В этой малышке было так много искреннего (лицо – просто как солнышко), что даже очень опытный, искушенный человек, часто пользующийся услугами проституток (в том числе и начинающих проституток – еще кротких, трусливых, словом – вчерашних девственниц), так вот, даже опытный человек, какой-нибудь… современный Свидригайлов… не догадается, какая у малышки профессия.

Точнее, какое призвание. – Нет, можно предположить, конечно, что этот ребенок пишет стихи о любви, изучает ботанику, обожает бабочек, а по выходным смиренно поет в церковном хоре… – О многом, о многом можно подумать, глядя на Альку, но догадаться, что эта девочка долго не проживет, потому что она создана только для безобразия… – нет, нельзя.

Невозможно.

Самой природой создана?

А кем же еще? И таких «малышек» легион. Их бесполезно воспитывать, лечить (лечить от чего? от разврата?). Им трудно жить без мощного, изнуряющего секса с разными мужчинами. Кого-то одного им уже недостаточно, как погибающему наркоману уже мало обычной дозы.

Сегодня Хозе, завтра – Тореадор, потом будет кто-то еще, обязательно будет… третий, четвертый… остановка – это смерть, просто смерть.

Да, они – те же наркоманы, только сексуальные: этот порок проявляет себя очень рано, уже в детские годы. Природа словно бы торопится, не ждет, хочет побыстрее расправиться со своей жертвой. Такие девчонки обычно интеллектуально развиты, хорошо учатся, много читают и интересуются всем на свете, но вдруг в них появляются скрытая тревога, скрытое напряжение; впрочем, они, тревога и напряжение, всегда так глубоко спрятаны, что заметить их может только опытный человек.

Они любят бантики, любят косички; они улыбчивы и кажутся веселыми, доверчивыми… – словно это и не дети вовсе, а воздушные эльфы, вдруг слетевшие на землю.

К тринадцати годам они – обычно – уже настолько сильны, что никогда, даже под пыткой, не выдадут свою тайну: по ночам их ручонки вдруг сами находят то самое место, откуда по телу мгновенно разливается неизъяснимая благодать.

Клад! Найден клад! Поэтому их детская жизнь уже разделилась на две половинки: «до» и «после» «улыбки Снегурочки», как называла этот клад Алька![4]

Право на удовольствие. Новая игрушка.

И сразу любимая: клад, клад!

Да уж, – они ни за что не откроют тайну, разве что кому-то из подруг, но только потом, с годами; у таких девочек нет близких людей.

Ручонки, ручонки… – да, по ночам (иногда и днем) они упрямо делают свое дело. Страх, что кто-то из взрослых их вот-вот «застукает», врежется, грубо и безжалостно оторвет их ручонки от «чуда чудного» и «дива дивного», да еще и безжалостно накажет (они же взрослые!), этот страх детей не покидает.

А тут кто-то из подруг бросит невзначай, что за такие вещи полагается руки отрубать… да, их тайна растет, разрастается, набирает силу, это движение ведет к скорому и быстрому взрослению.

С каждой тайной дети становятся сильнее. Мне страшно. Но я не боюсь. Я уже взрослая. (Если я кого-то боюсь, значит, я не вполне взрослая.) Речь даже не о деньгах. Деньги – это потом (сначала руки тянутся туда, где «улыбается Снегурочка», потом к мужчинам, потом к деньгам), – к пятнадцати годам эти девчонки – как трава, пробившая асфальт.

Солнца! Хочется солнца!

То есть золота?

Я – трава, пробивающая асфальт. Я пробью асфальт. Я уже пробила асфальт!

Им не понятно, им просто не приходит в голову, что трава, пробившая асфальт, погибнет с первыми холодами.

Так может, и смерти не надо бояться? А ну как ее вовсе нет, смерти: освоили землю, освоим и небо…