Русский ад. Книга первая

Ельцин решил говорить все как есть: на самом деле он побаивался своих генералов, особенно Грачева, больно уж Грачев шустрый, но интуиция ему подсказывала, что генералы боятся его еще больше, чем он боится их.

Да, солнышко шпарит по-весеннему, каждая елка – как Бахчисарайский фонтан, снег мгновенно, на глазах превращается в капель, красота неописуемая…

Ельцин тяжело поднялся по ступенькам каменного дома и открыл дверь. Первым вскочил Грачев, полулежавший в кресле:

– Здравия желаю, товарищ Президент Российской Федерации! В военных округах на территории России все в порядке! Боевое дежурство идет по установленным графикам, сбоев и нарушений нет. Докладывал Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам генерал-полковник Грачев!

Ельцин молча протянул ему руку. За спиной Грачева по стойке «смирно» застыли Баранников и Шапошников: они играли на бильярде, который стоял здесь же, в гостиной.

– Выйдем во двор, – сказал Ельцин. – Говорить будем там.

Его тянуло на свежий воздух, он еще с вечера сказал Коржакову, что он и генералы уйдут в лес без охраны, и рас порядился, «ш-шоб в кустах, понимать, никого «из ваших» не было».

– Вы один и будете нас охранять, – заключил он.

Коржаков понятия не имел, куда, в какую сторону пойдет Борис Николаевич. Чистых пней не было, присесть негде, а скамейки в Завидове были только у корпусов.

Ельцин шел быстро, за ним успевал только Грачев, даже Коржаков заметно поотстал: у него рос животик, предтеча будущего диабета, и пробивалась одышка.

– Я, Пал Сергеич, здесь сяду, – Ельцин кивнул на упавшую березу. – И вы, значит, тоже устраивайтесь!

Береза была почти сухая.

– Я мигом, мигом… Борис Николаевич… Разрешите, товарищ Президент?

Ельцин поднял глаза:

– Вы куда? Я не понял.

Подошли Баранников и Шапошников, а Коржаков держался поодаль (как полагалось по должности).

– Стульчики прихвачу, Борис Николаевич. По-походному

– А, по-походному…

Ельцин сел на березу и вытянул ноги.

– Давайте! – кивнул он Грачеву. – По-походному!

Грачев бросился в сторону каменного дома.

– Ну, – Ельцин внимательно посмотрел на Баранникова, – что творится в стране?

Баранников встал.

– По моей линии все спокойно, Борис Николаевич. Без происшествий.

– А другие… линии? – Ельцин медленно перевел взгляд на Шапошникова.

Министр обороны и генералы всем своим видом показывали Президенту России, что для них дождь со снегом не существует.

– В трех округах, – тихо начал Шапошников, – продовольствия, товарищ Президент, на два дня. Уральско-Приволжский, Киевский, Дальневосточный и – Северный флот.

– А потом? – Ельцин внимательно смотрел на Шапошникова.

– Одному богу известно, что будет потом. Вот так, Борис Николаевич. Хотя и можно себе представить… – добавил он.

Солнце спряталось, налетел дождик со снегом. Коржаков резко раскрыл зонт и встал над Ельциным, как часовой.

– А Горбачеву… известно? – нахмурился Ельцин.

– Я отправил рапорт еще на прошлой неделе. Никакой реакции нет.

Ельцин вздохнул:

– Не справляется Горбачев.

– Так точно! – согласился Баранников.

«Президент не любит разговаривать, – вдруг понял Шапошников. – Президент умеет задавать вопросы, отвечать, а разговаривать – нет, не умеет…»

На дорожке показался Грачев. За его спиной адъютанты катили огромную шину от грузовика, судя по всему, «КамАЗа», поддерживая ее с двух сторон.

– В гараже нашел, – радостно сообщил Грачев. – Садитесь, Борис Николаевич.

Ельцин кивнул, поднялся и пересел на шину, брошенную прямо у его ног.

– Начнем беседу. Еще раз здравствуйте.

Генералы разодрали старую желтую «Правду», принесенную Грачевым (тоже, видно, в гараже нашел), постелили газетку и уселись на березе, как воробьи на жердочке.

Дождь и снег закончились, сразу похолодало.

– Сами знаете, какая в стране ситуация… – медленно начал Ельцин. – И в армии… Народ страдает. После ГКЧП все республики запрещают у себя КПСС…

А что есть КПСС? – Ельцин выжидающе смотрел на генералов, как бы изучая их. – КПСС – это система. Если нет фундамента, если фундамент… взорван, сразу бурлят, понимашь, центробежные силы. Обязательно, – Ельцин поднял указательный палец. – Если Прибалтика ушла, то Гамсахурдиа, допустим, не понимает, почему Прибалтике можно уйти, а Грузии нельзя? Он же как волк, этот Гамсахурдиа. Власти хочет. Все норовит, понимашь… короче… – это совсем плохо и никакого просвета, – Ельцин волновался и обрывал сам себя. – И так везде. В Азербайджане – еще хуже. Я опасаюсь… имею сведения, што-о этот процесс может сейчас перекинуться на Россию. На нас, значит. Вот так, друзья!

– Не перекинется, Борис Николаевич! – вскочил Грачев. – Не допустим!

– Не перекинется, правильно. Вы садитесь. Я… как Президент… допустить такое не могу. Не дам! – и Ельцин стукнул кулаком по коленке.

Генералы молчали.

– Решение такое. Советский Союз умирает, но без Союза нам нельзя, значит, надо создавать новый Союз. Честный и хороший. Настоящий. Современный. Ш-штоб все было… как у людей, понимать. Главное – с порядочным руководителем. С серьезным человеком.