– Ваши предложения, министр?
– Повременить… пока. Найти другое решение.
– Какое еще… другое? – не понял Ельцин, сжав зубы.
– Ну… – съежился Шапошников, – как-то иначе все провернуть.
– А как? Вы… знаете как? – прогремел Ельцин. – У вас есть рецепт?
Если Ельцин что-то решил, перебить его не представлялось возможным.
– Я не знаю, – развел руками Шапошников.
– И я не знаю! – отрезал Президент России.
– Вы, товарищ маршал, доложите Борису Николаевичу про разговор с Горбачевым, – вежливо попросил Баранников. – В деталях, пожалуйста.
– Не надо… в деталях. Горбачев, понимать, уже прибегал ко мне. Мигом примчался. Хотел, Евгений Иванович, вас в отставку отправить.
Ельцин выразительно, как умел только он (в самом деле: так – вдруг – выпучить глаза может не каждый клоун), – Ельцин выразительно посмотрел на Шапошникова.
– Сволочь Горбачев, – твердо сказал Баранников.
Шапошников встал:
– Так я и знал, Борис Николаевич… Сначала завтрак, потом сдают – Может, костер развести? – подошел Коржаков.
– Отставить, – буркнул Ельцин.
– Есть отставить, Борис Николаевич…
– Кроме того, – упрямо продолжал Шапошников, – если Россия выделяется, так сказать, в самостоятельное государство, нас, русских, ну… всех, кто сейчас в России, будет примерно… сто пятьдесят миллионов – я правильно считаю? Если не меньше. А американцев с их штатами… двести пятьдесят миллионов.
– Сколько-сколько? – не расслышал Президент.
– Двести пятьдесят.
– Много.
– Много!
– Ну и шта-а?..
– То есть даже по численности, Борис Николаевич, их армия становится в два раза больше нашей. Чтоб был паритет, нам придется увеличить призыв. Только призывать-то сейчас вообще некого. Не молодежь, а калеки идут. Да и доктрина нынче другая: сокращать Вооруженные силы, раз они не по карману стране, раз служить некому…
– Товарищ министр, вы не расслышали… – Грачев поднялся и встал рядом с ним. – Президент Российской Федерации нашу армию не трогает. Она, армия, и будет тем фундаментом, на котором мы выстроим сейчас новый Союз.
– Вам не холодно? – вдруг поинтересовался Ельцин.
– Никак нет! – Грачев вытянулся по стойке «смирно».
– Тогда сидите… – разрешил Президент.
– Да когда еще он образуется, Паша… – вздохнул Шапошников. – Но пока, я так понял, Союз трех. А я не уверен, что Снегур к нам присоединится. Я их тоже хорошо знаю.
– Зато Назарбаев присоединится, – твердо сказал Ельцин. – И быстро.
– Конечно, присоединится! – заулыбался Грачев. – Куда он денется?
Грачев все время улыбался.
– Он – умный, – вставил Баранников, и все согласно закивали головами.
– Но… – Ельцин помедлил, – все, шта-а говорит маршал Шапошников, он говорит… правильно. Мы по Прибалтике видим.
– А если Россия посыплется, Борис Николаевич, русские станут заложниками и на Кавказе, и в Якутии, и в Калмыкии – везде! – вскочил Грачев. – Нет, товарищи, план Бориса Николаевича – хороший план, извините меня! Раньше надо было, я так считаю. Раньше!
Грачев посмотрел на Баранникова. Тот согласно кивал головой.
– Я, конечно, не политик, – воодушевился Грачев. – Я простой десантник, но армия, Борис Николаевич, все сделает в лучшем, так сказать, виде… и все поймет как надо!
– Прибалтика – другое государство, – смахнул с носа капельку дождя Баранников. – А мы, славяне, обязательно разберемся между собой…
– Где разберетесь? – не понял Ельцин.
– Ну, в смысле дружбы, Борис Николаевич, – уточнил Грачев. – Виктор Павлович в смысле дружбы говорит…
Коржаков хмыкнул, причем громко, но его сейчас никто не слышал.
– И колебаться не надо, – продолжал Грачев. – Кремль для Горбачева – это ловушка. Как у Наполеона… А мы с Борисом Николаевичем… с Кутузовым нашим… до полной победы!
Ельцин, закутанный в полурваные тряпки, больше напоминал больную старуху, но аналогия была внушительной.
– А то Горбатый выдавит всех из Кремля, – вставил Баранников.
– Как? – не понял Грачев. – Зачем выдавит?
– А ты у министра поинтересуйся, какие у Горбатого планы! – вскочил Баранников. – И вообще: Ельцин – Президент и Горбатый – Президент. На хрена нам два Президента, Павел?
– На фиг не нужно, – согласился Грачев.
С Ельцина сполз тулуп, но Коржаков тут же заботливо положил его на президентские плечи.
– Ну, Евгений Иванович, – Ельцин повернулся к Шапошникову, – убедили они… – как? Что… скажете?
– А я «за», Борис Николаевич. Чего меня убеждать… – испугался маршал.
– Нет, вы спорьте, если… нужно, спорьте…
Шапошников промолчал.
– Операцию, я считаю, назовем «Колесо», – вдруг предложил Баранников. – Лучше и не придумаешь!..
– Почему «Колесо»? – удивился Ельцин.
– Как почему? Мы ж на колесе сидим, Борис Николаевич! – и он кивнул на шину от «КамАЗа»…
Засмеялся, кажется, только Коржаков.
– Я вас выслушал, – громко сказал Ельцин. – Спасибо. Окончательно я еще не решил. Но решу… – он опять поднял указательный палец. – Впереди у нас плановая консультация в Минске. Будет Леонид Макарович, буду я и… третий этот… Он что за человек, кстати? Кто знает? Шушкевич… – Президент вспомнил наконец его фамилию.
Генералы переглянулись. Никто Шушкевича толком не знал.
– Преподаватель вроде… – подсказал Коржаков. – В университете. Математик.