Русский ад. Книга первая

У отца Тихона давным-давно появилась мысль: написать сценарий об истинных отношениях Сталина и Патриарха Алексия в годы войны. И – об архимандрите Луке, великом русском хирурге Валентине Феликсовиче Войно-Ясенецком, который (враг под Москвой!) делал по четыре-пять операций каждый день. В 46-м Войно-Ясенецкий был удостоен Сталинской премии первой степени за книгу «Очерки гнойной хирургии»… И никогда не снимал рясу, даже в операционной, моля Всевышнего о помощи перед каждой операцией!

Да, – сценарий фильма о Сталине. О тех годах-жестоких и великих. Когда история делается каждый день. О годах, когда смерть и страх вызывали – в ответ – великое созидание… О точности решений. – Но очень трудно, почти невозможно, понять человека, у которого нет и никогда не было друзей! Разве что Киров. Приезжая в Москву, Киров жил только у Сталина, в его квартире. И Сталин всегда провожал его на вокзал…

Большевики (и дипломаты, кстати) очень любили балерин.

Театр оперы и балета в Ленинграде справедливо носит ими Кирова.

Какое отношение Киров имел к опере? К балету?

Самое непосредственное!

Только что, неделю назад, к отцу Тихону приезжал из Москвы экономист Сережа Глазьев – с семьей. Он тоже вдруг стал министром, хотя Глазьев – государственник, это тот самый случай, когда человек, по слову Карамзина, «о государской чести попечение имеет».

Он всегда очень спокоен, Сережа Глазьев, вот только занудлив, как все экономисты. И рассказывал всегда что-то такое, во что невозможно поверить.

Принимает он в Москве Рауля Кастро, младшего брата Фиделя. Речь о кубинском долге. Десятки миллионов долларов. Вроде бы Куба готова что-то отдать, Фиделю не с руки сейчас ссориться с Ельциным.

И в тот же день, когда Глазьев встречается с Раулем Кастро, вот… просто день в день, час в час, здесь же, в российском МИДе (оба министерства находятся в одном здании), Андрей Козырев принимает… кубинских эмигрантов, сбежавших в семидесятые в Майями, причем обе делегации якобы случайно встречаются у лифта.

Козырев заявляет «новым кубинским друзьям», что «режим Кастро» вот-вот «сдохнет», что советское оружие на Кубе – это всего лишь «железки», а он, Козырев, давно убедил Ельцина прекратить поставки в Гавану запчастей, тем более – нового оружия, мы вот-вот закроем базу в Лурдексе, отзовем всех военных советников…

До недавних пор отец Тихон совершенно не интересовался политикой. Он – монах, он служит Богу.

Но разве можно (как?!) не интересоваться жизнью собственной страны?

Глазьев привез письмо от Александра Проханова, главного редактора газеты «Завтра».

Три-четыре раза в год Проханов обязательно бывает во Пскове; эти земли – его духовная родина.

Проханов очень хотел, чтобы здесь, у русской границы, возвысился бы небольшой рукотворный холм. А земля – по горсточке из тех краев (со всего света, на самом деле), где были русские воины: поле Куликово, Казань, турецкие берега, Полтава, перевал Сен-Готард, Аустерлиц, Бородино, Ватерлоо, Цусима, Шипка, Севастополь, Мадрид, Брест, Смоленск, Ленинград, Берлин, Москва…

Холм, на котором зимой и летом вечный огонь – цветов! Патриарх Алексий Второй благословил Проханова на создание пантеона русской памяти. Осталось за малым – деньги найти…

Проханов передал отцу Тихону письмо 18-летней девушки. Никогда прежде отец Тихон не читал ничего подобного.

«Дорогая редакция, пишу вам, потому что вы еще не оставили таких, как я. Прошу мое письмо напечатать. Мне очень надо, чтобы его прочитали молодые девушки. Хочу им сказать, чтобы они подумали; я и другие ребята из моего окружения раньше многого не понимали.