Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Все четыре десятилетия после 1878 г. русские дипломаты, с одной стороны, писали донесения в МИД и Синоду о злоупотреблениях келлиотов, а с другой стороны, просили о поддержке того или иного из них. Неопределенность в образе действий посольства объяснялась также отсутствием четких инструкций от правительства. О необходимости надзора над келлиотами неоднократно предупреждал и архим. Макарий. После русско-турецкой войны, писал он, греческие монастыри почти совершенно прекратили осведомляться у Пантелеймоновского монастыря об ищущих рукоположения русских, заменив это своим усмотрением касательно лиц с достатком, а бедняков стали всячески теснить[174]. Теперь патриархия намеренно уклонялась от стеснения келлиотов под предлогом, что они русские. Между тем содействие патриархии было необходимо: русский монастырь собирался попросить патриарха подтвердить грамоту, изданную патриархом Анфимом VI 3 ноября 1871 г. против принятия неизвестных лиц из России, в том числе бежавших от военной службы, преступников и т. д. В 1890 г. А. И. Нелидов посылал запрос в Азиатский департамент МИДа, подчеркивая важность для посольства знать отношение императорского правительства к усилению афонского иночества на Афоне

[175]. «Одной из главных причин стремления русских обращать келлии в скиты служит, конечно, необеспеченность келлиотов от монастырского произвола, полная их бесправность… Конечно, в этом отношении было бы гораздо лучше, если бы русским удалось приобрести в собственность один из обедневших греческих монастырей. Подобное желание не раз высказывалось нашими афонцами, хотя никогда не переходило на деловую почву». Вкладывание же русских денег в строительство келлий представлялось делом, не имеющим перспективы и с точки зрения государственных интересов вредным ввиду того, что келлии юридически не являлись русской собственностью. «Невольно приходится пожалеть, — пишет посол, — что эти деньги идут на поддержку и устройство келлий, которых самая принадлежность русским инокам зависит от произвола греков, и с этой стороны, раз невозможно остановить или направить эти пожертвования иначе, — быть может, было бы лучше, если бы они получались, по крайней мере, скитами, составляющими неотъемлемую русскую собственность»[176]

. Однако дело обращения некоторых наиболее крупных келлий в скиты (грузинской Св. Иоанна Богослова, Крестовоздвиженской и др.) не сдвигалось с мертвой точки десятилетиями, не взирая ни на угрозы, ни на денежные обещания.

Русские схимники. Афон, начало ХХ в.

Меры, предпринимаемые русским правительством, носили полицейский характер, были разрозненными и к успеху также не могли привести. Поездки келлиотов в Россию и сбор ими подаяний без специальных разрешений привели к изданию распоряжения, согласно которому сбор пожертвований мог осуществляться только лицами, имевшими на то официальные бумаги от Св. Синода (оно было напечатано в 1885 г. в «Церковных ведомостях» и «Правительственном вестнике»). В статье перечислялись имена наиболее активных русских келлиотов, постоянно привлекавших внимание русской полиции. Постановление это, однако, не могло иметь ни достаточно читателей, ни авторитета в среде русского крестьянства. В 1887 г. священник Озеревской церкви Тихвинского уезда Николай Соколов обратился с вопросом в Новгородскую консисторию, следует ли ему поощрять пожертвования на Афон, к которым приглашаются многие из его прихожан и действительно ли эти письма с Афона[177].

Из консистории отвечали, что пожертвования лучше направлять в отечественные монастыри и храмы. Ввиду появления в Новгородской епархии множества воззваний частными письмами о сборе пожертвований, митрополит Санкт-Петербургский Исидор обратился к К. П. Победоносцеву с просьбой о распоряжении по этому поводу. Подобные письма рассылались по всей России. В том же 1888 г. митрополит Исидор получил письмо от Н. Палимпсестова из Москвы, в котором обращалось внимание на факт рассылки посланий и предлагалось переправлять пожертвования только через существующие в России афонские подворья, а почтовые конторы пересылали бы частные пакеты в местные консистории[178].