Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Один из наиболее ярких келлиотов — иеросхимонах Иоанникий Литвиненко (в миру Иван Иванов Литвиненко, крестьянин с. Глодос Елизаветского уезда Херсонской губернии), настоятель келлии Поясоположения Божией Матери на Магуле, купленной им у Иверского монастыря 22 ноября 1872 г. за 10 770 левов. Впервые он был арестован за несанкционированный сбор пожертвований в деревне Нижние Серогозы. У него были отобраны иконы, богослужебные книги, надгробные покрывала и мощи новомучеников Евфимия, Игнатия и Акакия. Распоряжением епископа Таврического и Симферопольского Гурия святыни были переданы в ризницу кафедрального собора, а деньги употреблены на богоугодные заведения[188]. В заключение своего доклада Синоду еп. Гурий свидетельствует об увеличении случаев злоумышленного сбора подаяний и говорит о необходимости принять срочные меры против этого.

Обращает на себя внимание юридическая некомпетентность как архиерея, так и гражданского судьи, которому было передано дело: они не потребовали у Иоанникия доказательств его пострига и рукоположения, и потому было неясно, судить его как иеромонаха или как крестьянина-мирянина. Подобная неопределенность прослеживается во всех келлиотских делах; и духовные, и светские власти в России либо не знали об указе 1816 г., либо не решались применять его со всей строгостью: ведь в глазах русских людей афонские монахи, несмотря на все официальные постановления, не могли восприниматься как миряне. От этой неопределенности проистекают и все казуистические формулировки в обвинительных актах, когда одних афонских монахов не признавали в их чине и сане, называли самозванцами и даже турецкими подданными, потерявшими право на российское гражданство, между тем как всем было известно, что другие насельники святогорских русских обителей, в том числе и келлиоты, пользуются покровительством со стороны русских дипломатических представительств, членов царской фамилии и других высокопоставленных лиц. Надо сказать, что той же неопределенностью пользовались и сами келлиоты: иные из них пересекали границу, переодевшись в мирское платье, и устраивали свои дела в России как миряне, а при необходимости снова представлялись монахами.

В 1878 г. Синод постановил выслать Иоанникия за границу и передать его вещи епархиальному начальству. Мирскому судье он, как лицо духовное, неподсуден[189]

. В сентябре 1883 г. он обратился в Синод с прошением о принятии афонских иноков под покровительство Русской церкви. В этой связи он ходатайствовал о разрешении построить на Афоне монастырь в память почившего императора Александра II с наименованием «Ново-Александровский» и о дозволении братии этого монастыря совершать на своих судах поездки в российские приморские города для закупки провизии и других товаров[190].

Желание Иоанникия Литвиненко основать новый русский скит на Афоне привлекло внимание К. П. Победоносцева, который распорядился собрать о нем сведения; оказались они, однако, весьма неблагоприятными. Посол Нелидов 14 июня 1884 г. был вынужден подать отношение, в котором писал, что «означенный Литвиненко принадлежит к числу именно тех русских келлиотов на Афоне, которые своим… поведением причиняли немало забот и затруднений императорскому посольству и ген. консульству в Солуни, служа главным поводом недоброжелательства к нашим соотечественникам греческого духовенства и предметом соблазна для других православных»[191]. Если разрешить ему снова выехать за границу, то, по мнению Нелидова, «Литвиненко, по примеру многих из своих товарищей, вскоре найдет снова возможность шататься по России в одеянии афонского монаха и собирать щедрые подаяния».

Столь нелицеприятная характеристика и последовавший отказ не сломили, однако, упорство келлиота. 20 декабря 1884 г. он написал прошение на имя Александра III[192]

. В это время он находился в Петербурге, где посещал своих земляков в казачьих казармах. Попытки разыскать и арестовать его не удались, так как вскоре он уехал на Дон[193]. 15 марта 1890 г. он обратился с прошением иметь переписку и открытое сообщение с корреспондентами из России, но поскольку не получил его, то 28 мая написал повторное прошение[194]. На этом документе осталась помета рукой К. П. Победоносцева: «11 июня: Высочайшее повеление: оставить без движения».