Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Документы из патриаршего архива иллюстрируют дальнейший ход дела. 21 апреля 1894 г. патриархат обращается к Киноту с просьбой прислать копию с судебного решения спора Неофита и есфигменского игумена архим. Луки[206]. 10 ноября 1895 г. патриархат отправил Киноту Св. Горы копию синодального решения по поводу тяжбы Неофита Белозерки с игуменом Лукой. Келлиот был осужден, и Протату предписывалось принять меры к осуществлению решения[207]. В 1896 г. патриархат адресовал Киноту просьбу передать отчет о последствиях по делу Белозерки

[208].

Обширное досье было собрано в 1890-е годы на иеромонаха афонской Свято-Троицкой общины-пустыни Серафима Мосягина. Отставной фельдфебель, он принял постриг и рукоположение в сентябре 1885 г. в Ставроникитском монастыре на Афоне, а затем купил келлию Св. Троицы. Имея в келлии 25 монахов, он намеревался устроить в Илецке подворье с 8-ю монашествующими с Афона. Ввиду неблагоприятных сведений о его прошлом, ему было отказано[209]. После этого Мосягину был выдан документ для обратного следования на Афон. Через полгода он, однако, снова появился Оренбургской губернии, сумел привлечь богатые пожертвования и приобрести покровителей.

Оренбургский купец Александр Григорьев Мещеряков возбудил ходатайство перед архиереем об открытии в жертвуемом им имении «Бардин» в 12–14 верстах от Оренбурга мужской общины и просил принять Мосягина как настоятеля 10 афонских монахов[210]. Но и на этот раз был получен отказ на основании указа о непризнании заграничных пострижеников в их монашеском звании. Во второй половине июля 1894 г. он снова появился в Оренбурге и возобновил свое прошение, которое и на этот раз осталось без рассмотрения. Дальнейшие попытки Мосягина вывезти пять крестьян — афонских пострижеников в Оренбургскую губернию также встретили противодействие Синода. Их паспорта в 1895 г. были задержаны в ген. консульстве в Константинополе, и тогда монахи выехали тайно, без документов[211]. Пятеро монахов за 2 года были разысканы полицейскими властями в разных местах России; одни из них были препровождены на постоянное место жительства без признания монашества, другие поступили в разные монастыри в России. Что касается самого о. Серафима, в 1898 г. он подает очередное прошение Оренбургскому архиерею о зачислении в Оренбургский Успенско-Макарьевский монастырь; в том же 1898 г. его безуспешно разыскивают в Петербурге

[212].

В данном случае мы сталкиваемся с очередным случаем непонимания Синодом благочестивых устремлений русских монахов. Из всех действий о. Серафима видно, что в его планы отнюдь не входило сознательно обманывать власти; разумеется, не было у него и политических целей. Положительный отзыв дает о нем представитель Пантелеймонова монастыря в Карее о. Агафодор: «О. Серафима (Мосягина) я знаю мало, но, впрочем, составил о нем понятие как о простом человеке и, следовательно, более искреннем. Переселение его в Россию похвально, дай Бог ему там устроиться»[213].

Против некоторых из келлиотов Синод принимал суровые меры, вплоть до насильственного заключения в монастыри. Так, в июле 1879 г. в Одессе был задержан афонский монах Иоаким, бывший крестьянин Иван Кузов, который собирал пожертвования без разрешения Синода[214]

. Чтобы пресечь его деятельность, полицейские власти с согласия Синода препроводили его в Соловецкий монастырь. Через два года Кузов обратился в департамент полиции с прошением, в котором говорит, что несет незаслуженное наказание, тяжело болеет на Соловках и просит разрешить ему возвращение на Афон. Просьба его была удовлетворена, и, вернувшись на Св. Гору, он снова занялся сбором подаяний.

Многочисленные случаи пострига в келлиях несовершеннолетних юношей и уклонения их от воинской повинности вынудили Синод принять решение объявить через посольство настоятелям афонских монастырей, чтобы они не постригали русских подданных без получения от них, кроме документа об освобождении от воинской повинности, еще увольнительного свидетельства и сведений о возрасте и о семейном положении, допускающих принятие ими монашества[215]. Хотя эта просьба была посольством выполнена, неизвестно, чтобы она привела к нужному результату.

В келлиотских делах ярко проявилось непонимание государственными чиновниками сути духовного стремления русских крестьян к Афону. Подозревая политические причины там, где их не было, принимая непоследовательные и, как правило, несправедливые решения, духовное ведомство не только не добивалось своей цели — пресечь злоупотребления, но и подрывало свой авторитет в народе.

Русский Афон. Начало XX в.