Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Первое предположение об устройстве Афона было написано генеральным консулом в Фессалонике А. К. Беляевым[274]

. Каждое из шести православных государств должно назначить по одному представителю, которые будут заседать в прежнем административном центре Афона, Карее. Делегаты составят Совет под председательством русского представителя; Совет заменит собой функции каймакама. Совет будет единственным представителем Афона в его контактах с иностранными государствами. Функции каждого из делегатов по отношению к подданным их государств будут одинаковы с функциями консулов держав в Турции. «При таких обстоятельствах, — замечает Беляев, — надо надеяться, что назначение на Афон делегатов с правами и обязанностями консулов будет уже само по себе способствовать в значительной степени умиротворению Св. Горы. Наблюдая в течение около трех лет перипетии происходящей на Афоне борьбы между греками и русскими и соглашаясь с моими предшественниками, что главной причиной неприязни греков является их зависть к процветанию русских обителей и опасение быть в конце концов оттесненными на второй план, — я, тем не менее, должен сказать, что во многих случаях столкновения между греческими и русскими монахами могли бы быть предупреждены или быстро улажены, если бы на Афоне имелось особое русское консульство, которое могло бы выступить посредником между теми и другими»

[275]

. Российская делегация в составе делегата в ранге консула, секретаря-драгомана, одного писаря и одного каваса могла бы быть подчинена непосредственно посольству в Константинополе. Итак, Беляев видел в русском представителе афонского управления сотрудника МИДа, а русское монашество ставилось в непосредственную зависимость от министерства. В некоторой степени такой порядок не только соответствовал положению до 1912 г., но и являлся исполнением давней идеи водворения на Св. Горе светского представителя от русского правительства. Функции Протата, по мнению Беляева, должны остаться прежними. Что касается Устава Св. Горы, то он требует пересмотра в смысле очищения его от поздних прибавок, внесенных в него с целью политической борьбы — в частности от патриаршего указа от 7 июня 1909 г., направленного против наплыва русских монахов и ограничивающего число насельников келлий 6-ю человеками.

Следующая записка о будущем устройстве Афона принадлежит консулу в Монастыре А. М. Петряеву[276]. Она состоит из трех частей: общие замечания исторического характера (Л. 5–5 об.); современное положение Афона (Л. 5 об. — 6); самоуправление Св. Горы (Л. 6–7). Петряев отмечает тот факт, что Афон при турках мало считался с властью патриарха — она существует только номинально, так как фактически патриарх ничем не может поддержать своего авторитета. Единственное орудие, которое он имеет в своих руках — это за прещение священнодействовать и отлучение. Так же мало счита лись монахи и с турецкими властями: в 1908 г. один из греческих монастырей, в котором произошел крупный конфликт, в течение многих дней подвергался правильной осаде со стороны прибывшего турецкого отряда. Россия, имеющая самые богатые и населенные монастыри на Афоне, не может согласиться с тем, чтобы Афон, вышедший из-под турецкого господства, потерял свою автономию и стал частью территории какого-либо одного, хотя бы и православного, государства. Духовная власть должна оставаться в руках Константинопольского патриарха, а разрешение спорных вопросов могло бы быть предоставлено соглашению между патриархией с русским посольством и миссиями православных государств в Константинополе. В целом, как мы видим, эта записка повторяет основные положения проекта Беляева.