Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Отправлено это письмо, однако, не было: по-видимому опасались еще больше подлить масла в огонь и без того не прекращающейся борьбы греков против русских[263]. 28 февраля 1911 г. Н. В. Чарыков писал в первый департамент МИДа, что, на его взгляд, письмо должно быть задержано по следующим причинам. «Вселенской патриархии не могло бы представиться практических средств для осуществления указанной просьбы Св. Синода, так как она не располагает на Афоне никакими исполнительными органами. С другой стороны, подобное вмешательство Вселенской патриархии в отношения афонских монахов из русских уроженцев с Российскими правительственными учреждениями по частным случаям хотя бы и оправдывалось каноническим подчинением Афона Константинопольской церкви, но могло бы отразиться крайне неблагоприятно на всем русском монашестве Св. Горы, издавна терпящем, как известно, несправедливости и притеснения со стороны греческих управителей Афона и имевшем до сих пор единственную и естественную защиту в российских правительственных предстоятелях». Кроме того, подобное обращение Св. Синода к патриарху несомненно оказало бы неблагоприятное воздействие на такие затяжные споры, как грузинской келлии с Иверским монастырем и келлии Воздвижения с Каракальским монастырем

[264].

Постановление Синода было напечатано в «Церковных ведомостях» от 30 апреля 1911 г.[265]

В нем говорилось между прочим о том, что «к сожалению, жертвуемые русскими людьми из религиозных побуждений деньги расходуются часто на цели, ничего общего с религией не имеющие и даже, не говоря уже о нравственной подкладке подобных случаев, обращаются иногда в оружие борьбы против России и русских интересов».

Издание этого постановления вызвало целый ряд протестов со стороны келлиотов. 29 мая 1911 г. Братство русских келлий адресует в посольство письмо, в котором говорится, что не все пожертвовании являются результатом печатных воззваний. Многие люди заказывают на Афоне иконы, покупают масло, крестики, четки, ложки, книги, паломники берут у монахов взаймы деньги, чтобы добраться домой. Особенное возмущение вызвали у монахов обвинения в борьбе против России. «Сознательно никто из русских на Афоне никогда не уделил ни одной копейки на борьбу против своей родины», — писали они. Напротив, келлиотами была учреждена начальная школа в Константинополе для распространения русского языка, школа в Сан-Стефано для послушников, больница в Фессалонике[266].

Еще более аргументированным было письмо Братства к послу Н. В. Чарыкову от 25 июня 1911 г. Келлиоты, говорилось в нем, всегда жертвовали на государственные нужды: на голодающих в начале 1890-х годов; на раненых воинов и их семьи в русско-японскую войну; в церкви при Сибирской железной дороге; на русский военно-морской флот; на памятники царским особам. Кроме того, они содержат две школы и больницу. Теперь келлии лишаются единственного источника существования. «Принимая во внимание недоброжелательное отношение к этим обителям афонских “господствующих” монастырей и Константинопольского патриархата, выразившееся в последнее время в решении изгнать иночествующую русскую братию из некоторых келлий, присвоив последние себе, ограничение числа братии в них вообще до 6 человек и запрещение не только необходимых построек, но и правок при уж существующих, — дальнейшее существование таковых (келлий) невозможно»[267]. В заключение монахи просят посла о защите и покровительстве, «чтобы не потерять на Афоне то, что приобреталось долгими годами, усиленным трудом и значительными суммами денег».

Как мы имели возможность убедиться, дипломатия была вынуждена одновременно поддерживать правительственную линию, направленную на ограничение келлиотов, и в то же время помогала им как русским подданным. Гораздо более удивительным является критическое отношение к келлиотам со стороны такого, казалось бы, не обязанного защищать линию правительства человека, как профессор Киевской духовной академии, впоследствии секретарь Палестинского общества А. А. Дмитриевский[268]

. Келлиоты, пишет Дмитриевский, отправляют по 200, 300 и даже 700 тыс. писем в год, в ответ на которые получают письма от своих корреспондентов с просьбой о молитвах и денежными вложениями. Для этого они, будучи сами людьми малограмотными, содержат писарей, зачастую из поляков и даже евреев. Некоторые пользовались готовыми письмовниками для составления своих воззваний. Хотя доклад Дмитриевского имел цель помочь борьбе со злоупотреблениями, и возмущение автора было вполне искренним, однако опубликование этих сведений вряд ли было своевременным. С текстом брошюры, в переводе Григория Папамихаила (кстати, выпускника Петербургской духовной академии), ознакомился кипрский митрополит Мелетий Метаксакис (впоследствии Вселенский патриарх, 1921–1923), убежденный противник распространения русского влияния на Востоке. Он счел нужным довести содержание доклада Дмитриевского до широких кругов греческой читающей публики, причем с самым критическим по отношению к русским комментарием[269].