Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории

Как мы помним, в ноябре 1912 г. Серафимов высказывал вполне определенное мнение о необходимости установления русского протектората над Афоном; теперь же, ввиду изменившейся политической ситуации, он склонялся к принятию греческих предложений. «С другой стороны, — писал он, — сделанное императорским правительством 10 месяцев тому назад предложение, опиравшееся тогда на согласие православных государств, теперь не находит уже под собой прежней почвы; Болгария по-прежнему остается схизматической и глубоко враждебной Сербии и Греции. Две последние настолько дружно здесь действуют вопреки общеславянским интересам, что нам трудно ожидать искренней сербской поддержки при разрешении настоящего вопроса; остается Румыния и Черногория, из коих вторая не имеет никаких интересов на Афоне, а первая обладает лишь двумя скитами и несколькими келлиями и к тому же со времени конфискации имений, преклоненных Св. местам на Востоке, находится в весьма неприязненных отношениях с Вселенской патриархией и афонскими монастырями»[319]

. Даже в случае достижения искомого соглашения сопротивление греческих монахов на месте неизбежно, равно как и насильственное подавление этого сопротивления соединенным отрядом жандармерии. В таком случае протесты афонского самоуправления послужат для участников Лондонского совещания поводом к ограничению русского проникновения в сторону Архипелага и Средиземного моря, что в конечном итоге приведет к отклонению русского проекта. Такая неудача может обернуться для русских обителей катастрофой, потому что они окажутся в полной власти греков. Если же принять предложение Кипрского митрополита, то это «даст нам возможность достичь желаемых нами последствий, не выступая на международной сцене в приписываемой нам неблагодарной роли нарушителя афонских уставов и притеснителя безоружных монахов, и без риска потерпеть в окончательном результате роковую для наших святогорских интересов неудачу»

[320]

.

Далее в том же донесении Серафимов излагает те условия, на которых, по его мнению, могло бы быть подписано русско-греческое соглашение: 1) признание за русскими монахами русского подданства, что должно распространяться и на обитаемые ими монашеские учреждения; 2) предоставление Андреевскому и Ильинскому скитам прав монастырей; 3) превращение грузинской и некоторых больших русских келлий в скиты на тех же основаниях, на которых устроен Андреевский скит; 4) скорейшее разрешение всех текущих процессов между греческими монастырями и русскими келлиями. К условиям общего характера относятся следующие: 1) закрепление за Вселенским патриархом его прав как главы Афонской религиозной общины; 2) принятие этой общиной составленного в русском посольстве в Константинополе устава о ее внутреннем устройстве; 3) лишение Кинота каких-либо административных функций и определение его компетенции в светских делах согласно составленному А. Н. Мандельштамом «Проекту конвенции»; 4) замена вооруженной стражи отрядом из 100 человек, состоящего пополам из русских и греков; 5) формальное обязательство греческого правительства не приступать к каким бы то ни было переменам и мероприятиям общего характера без предварительного согласования с русским правительством; 6) греческое правительство обязуется не производить насильственного отчуждения земель, принадлежащих афонским обителям за пределами Св. Горы. Для России, специально отмечает Серафимов, «в этом смысле интересен принадлежащий Андреевскому скиту залив Нузла, представляющий великолепную стоянку для флота в Кавальском заливе»[321].

Нетрудно заметить, что предлагаемые Серафимовым условия не только вполне совпадали с теми проектами, которые были составлены русскими дипломатами несколькими месяцами ранее, но даже превосходили их. Узаконение русского подданства монахов, «блага коего должны распространяться и на обитаемые ими монашеские учреждения», по сути, превращали все русские учреждения на Афоне в русские территории на правах заграничных посольств и консульств. Сохранение верховной власти Константинопольского патриарха обеспечивало возможность воздействия на жизнь Афона через посредство константинопольского русского посольства, с которым патриарх всегда был вынужден считаться. Ни одно принципиальное решение по поводу Св. Горы не могло быть принято греческим правительством без согласия русской стороны. Как военный, Серафимов не мог упускать из виду и чисто стратегический момент — использование участков, принадлежащих русским монастырям на материке в качестве базы для будущих военных действий. Был ли осуществим такой план русификации Афона на практике? Скорее всего, греческое правительство не согласилось бы на подобное предложение. Расчет Серафимова в данном случае был на неустойчивое положение Афона и стремление греков узаконить его окончательное присоединение к Греции при поддержке России.